«Игла»: Сказка с несчастливым концом
В контексте Перестройки ореол «Иглы» был отчетливо романтическим: о герое-одиночке в экзотическом краю, о больной любви и смерти, о наркотическом проклятии, музыке и криминале, о своеволии, подрывающем гнилую систему. Спустя более четверти века «перестроечный» дух, кажется, почти растворился, пресловутая атмосфера «перемен» испарилась, и картина читается как народная сказка. Не романтическая новелла в духе Гофмана, в которой герой прыгает из реального мира в фантастических за своей раздвоенной возлюбленной, а фольклорная, ритуальная, где герои и обстоятельства четко разделены на «своих» и «чужих». Это разделение Рашид Нугманов подчеркивает гротескно: русские и казахские актеры, рок-музыка и номенклатурная речь, город и пустыня.
Где правда: в снежном лесу или среди песчаных холмов? Кто победит озеро или море? Моро (Виктор Цой) приезжает домой, в Алма-Ату. В этом мире он чужой, по крайней мере, теперь. Имена героев — древние, говорящие. Слово «моро» связано с вороной мастью лошади, с маврами (французское «moreau», итальянское «moro»). Спартак, должник главного героя (Александр Баширов), напоминает о римском рабе-смертнике, возглавившем восстание: вначале тщедушный и загнанный, позже он встанет на железную бочку и начнет рассуждать о свободе и равенстве. Возлюбленная Моро Дина (Марина Смирнова), стройная и ловкая, словно богиня охоты Диана — она прекрасно стреляет из пистолета в тире и врачует раны: охота пуще неволи. Сказочная страна зовется Алматы: с казахского — «яблоневый сад». «Домой» Моро приехал, но к родителям не поспешил: блудный сын, Иванушка-дурачок. Он вернулся с холодного Севера к Южному морю. Он смотрит на солнце — в сторону правды. Зачем приехал? Забрать причитающееся у Спартака или раздобыть «алматы» — молодильные яблочки. Рашид Нугманов, как-то отвечая на вопросы зрителей, рассказал, что Моро — герой так и неснятого «Короля Брода», легендарный, утонувший при весьма странных обстоятельствах. Это сценарий о 1960-х, «воспоминания „бродовских“ об алма-атинской жизни».
“Игла”. Реж. Рашид Нугманов. 1988
Интонация фильма фольклорная, и «рассказчиков» истории с традиционными «сказочными» формулами достаточно: рифовая музыка Цоя, изящный французский и ласковый немецкий с пластинок-самоучителей, кошачий крик из подворотни, птичий щебет в больнице, волшебные речи из радио, телефона, телевизора — из неоткуда, гусляры и вокализ, интертитры великого немого и прочее, прочее. Все эти «голоса» управляют сюжетом, дают характеристики героям. Таинственное закадровое «в двенадцать часов дня он вышел на улицу и направился в сторону вокзала. Никто не знал, куда он идёт. И сам он тоже» переходит в балладу о «Звезде по имени Солнце». Герой зажигает огниво, свет которого превращается в закатно-рассветное солнце в перспективе Дороги (пусть и железной). Реплика из телефильма «Хочешь, я убью его, мне ведь больше десяти лет не дадут…» сменяется знаменитой «She’s got it» из «Venus» Shocking Blue, а затем заставкой программы «Время» — это полифония предваряет любовную истории Моро и Дины.
“Игла”. Реж. Рашид Нугманов. 1988
Один из важных элементов сказочного сюжета — «добывание невесты», которую похитили, держат в плену, ради которой герой должен выполнить немыслимые поручения антагониста. Возлюбленная Моро, Дина, действительно в «неволе», однако неволя эта необычная: пока Моро был «за тридевять земель», она стала наркоманкой, дом превратился в притон наркодиллеров. Дина, подобно сказочным героиням, сирота, её некому защитить. Освободить и защитить Дину предстоит Моро. Есть в фольклорных текстах мотив «стирки рубашки» и «чесания волос», он иллюстрирует отношения мачехи и приемного ребенка. В фильме Дина плохо справляется с домашним хозяйством, все хлопоты берет на себя Моро: он чистит посуду песком, разжигает огонь, стирает и развешивает бельё.
В камине (который Дина запрещает топить, ведь можно сжечь «шкуру Царевны-лягушки») Моро находит гидрохлорид морфина. Это зелье в фильме Рашида Нугманова играет особую роль. В сказочных сюжетах волшебное снадобье необходимо, чтобы изменить физическое состояние героев: дать силу или умертвить; этой же функцией обладает «острый предмет»: булавка, веретено, игла. Здесь и кончается «сказочная» условность фильма с четкими границами Добра и Зла, Жизни и Смерти, Своих и Чужих. Моро должен вернуть героиню: отнять от одного мира и забрать в свой. Однако «своего» мира у Моро нет. Он человек из ниоткуда.
Моро — герой Дининого детства. Но детство кончилось со смертью отца. Моро — алматинец, вернувшийся из Ленинграда. Вероятно, в Ленинград вход заказан. Моро — романтический герой. Но его ржавый корабль застрял посреди обмелевшего моря. Спасая Дину, Моро уничтожает все ампулы с морфином, но не трогает иглы. Игла предмет сакральный. Игла — это ключ: для мертвых — от мира живых, для живых — от мира мёртвых. Иголку клали в гроб покойнику, ее втыкали в занавеску или одежду как оберег, деверь зашивал обувь невесты перед свадьбой.
Рашид Нугманов на съемках фильма “Игла”
В фильме Рашид Нугманов натуралистично изображает «укол». Сказочный вредитель — мачеха, ворожея, нечистый — отсутствуют. Героиня «околдовывает» себя сама. От каких сил зла должен спасти её Моро? В дурмане Дина говорит не-своим, искаженным голосом, порой сливаясь с пестрыми звуками теле-радио-мира. Она надевает очки, поскольку боится цвета крови, или белую маску. В очках не видно глаз, маска глаза подчеркивает, по крайней мере, темные впадины в черепной коробке.
Доброе пространство у моря почти бескровно: белое, голубое, золотое. Злое пространство города кровоточиво: запекшаяся кровь подъездных стен, раненые деревянные фигурки, багровая тахта, пульсирующие огни кафе.
Однако дело не в двойственности героини, в сказочной условности она невозможна. Дело, как всегда, в оптике героя, в способе его общения с внешним миром. Он смотрит на мир сквозь игольное ушко. В маленьком круглом отверстии появляется лицо антигероя, злодея — доктора Артура (Петр Мамонов): мы видим его через дверной глазок.
Наркодилер Артур, заманивший Дину в свои преступные сети, — это и знаменитый вождь бриттов из средневековых преданий (вот он слушает Моро изнутри своего круглого стола-бассейна) и сказочный лекарь (хлопает по спине одноглазого пациента и просит надеть халат). Артур — хирург, и это он ловкими и хитрыми манипуляциями изменяет точку зрения героев. Неслучайно Моро надевает черные очки, когда приходит в больничный садик. Худощавый и лысоватый, Артур напоминает фольклорного кощея.
“Игла”. Реж. Рашид Нугманов. 1988
Происхождение слова «кощей» до конца не ясно: от тюркского ли «kоšči» — «невольник», «пленник», от славянского ли «кость». Артур, конечно, худой во всех смыслах — и тощий, и скупой, и злой. Но он, как Дина, тоже пленник, загнанный в свой бассейн — с живой или мертвой водой, а то и вовсе пустой. Есть, кстати, в фильме и другой бассейн: иссохший и грязный, с надписью «The Beatles», полный желтой листвы. В этот водоём Моро спускается за Спартаком, начинающим свой маленький бунт за свободу и независимость.
Моро не лишен и сказочного плутовства: он ловко вытягивает монетки из телефонного автомата, лихо дерется, метко стреляет, возвращается за старым должком. Поединка Добра и Зла не будет. Наивен ли Моро, романтичен ли, но битва героев начинается и заканчивается его возвышенным монологом: «От меня тут ничего не зависит. Но надо бороться. Нас теперь двое. Нам будет легче. Человек ты хороший, честный, я в этом убедился. Учти, Дину мы из этого вытащим только вдвоем».
Действительно, с кем сражаться Гамлету-Моро, с призраками, с морфическими фантомами перестроечной Алма-Аты? У Моро и меча-то нет. Он пришел за иглой. Иголка и булавка — мощные орудия, словно уменьшенные меч и булава.
В советском кино тема наркотического зелья почти табуирована. Василий Катанян и Александр Зархи избавили свою Каренину (1967) от страшной зависимости, объяснив метафизическое опустошение героини исключительно любовным конфликтом. Зато в постсоветском кинематографе эта тема раскрывается объемно и широко. Алексей Балабанов в фильме «Морфий» (2008) уходит от мистической булгаковской медицины в философию. Герой фильма Ренаты Литвиновой «Богиня: как я полюбила» (2004) профессор Михаил (Максим Суханов) после смерти жены увлечен поиском хороших тонких иголок. «Что вы себе такое колете, если не наркотики?» — спрашивает его Фаина (Рената Литвинова). В этой вселенной нет проблем с поисками живой и мёртвой воды, а вот хорошая игла — редкость. Не эту ли самую иглу ищет Моро?
“Морфий”. Реж. Алексей Балабанов. 2008
В фольклорных текстах языческая традиция борется с христианской. В фильме-сказке Рашида Нугманова эта борьба тоже есть. Христианских символов в картине много. Аральское море напоминает пустыню, в которой нечистый искушал Иисуса. Дина тоже борется здесь с искушениями. Корабль — символ Церкви, собрания верующих. Однако в фильме корабль сел на мель и заржавел, словно на картине Босха «Корабль дураков». В «Слове на Пасху» Иоанна Златоуста есть обращение к Смерти:
«Смерть, где твоё жало?
Ад, где твоя победа?»
Смерть жалит, она представлена как змея, аспид, василиск. Неслучайно славяне считали иголку, найденную на дороге, застывшим искусителем рода человеческого.
Моро находит скорпиона, его-то иглы он не боится, с нечистым в образе членистоногого он справляется одним пальцем, да еще и уверенно рассказывает Дине о его истинном обличье:
«Ученые утверждают, что скорпионы — самые древние животные на земле».
Смерть кощея тоже связана с иглой: «смерть его на конце иглы, та игла в яйце, то яйцо в утке, та утка в зайце, тот заяц в сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и то дерево Кощей как свой глаз бережёт» («Царевна-лягушка»).
Ломает ли «иглу» Артура Моро? Ломает ли он «иглу» Дины?
Самое страшное для Моро — близость: он боится встречи с родителями, боится спуститься в бассейн к Артуру, разговаривает с ним с суши, свысока. В фильме есть игла, но нет нити, которая прочно бы связала Моро с возлюбленной, другом, врагом. Связь Моро с Диной, Спартаком, Артуром условная: они не сшиты и разделены.
“Игла”. Реж. Рашид Нугманов. 1988
Сказка обычно заканчивается свадьбой. Последние кадры «Иглы» — снежная зима, лесная дорога, возвращающийся назад только что убитый Моро. Смерть — как идеальная невеста, бракосочетание — как убийство: белый снег и красная кровь. Это тоже фольклорная символика. Огниво, от которого герой подкуривал в начале фильма, появляется и в конце, чтобы дать прикурить «другому».
Время сказки «Игла» четко отмерено, словно в календарно-обрядовом фольклоре: зеленоватые цифры электронного табло помещают героев в часовые прямоугольники разного размера: с 9:00 — 11:00 — 11:15 — 15:00… Разнородные промежутки времени соотносятся с разнородными пространствами. 9.00-11.00 — от вокзала до городской панорамы с высоты бетонной многоэтажки, 11.00-11.15 — от панорамы до маленького подвала.
Пространства «Иглы» также архетипичны: пещера (подвал с канализационными трубами, на которых сидит, как птица, раболепствующий Спарак), ночной сад, в который герои приходят после драки, море, которое, «аки по суху» переходят Моро и Дина, городской «царский» дом-терем Дины и глиняная «крестьянская» избушка, в которую её увозит Моро.
“Игла”. Реж. Рашид Нугманов. 1988
Когда Моро первый раз после возвращения приходит в квартиру Дины, по телевизору он видит уже сцену из будущего: как они гуляют по Аральскому морю. Фольклорные тексты вариативны. И это один из вариантов финала. Многоголосный рассказчик предлагает слушателю сразу несколько версий случившегося. Этим и объясняется стилистическая неоднородность фильма, который сегодня выглядит достаточно цельным.
В перестройку Рашид Нугманов перестраивает народную сказку. Смерть Кощея — на конце иглы, верблюды проходят сквозь игольное ушко, а Иванушка-дурачок — в Царствие Небесное. Сказка со счастливым концом.
Источник
Как снимали «Иглу» и как Виктор Цой стал лучшим актером страны
80-е — одно из самых противоречивых и ярких десятилетий прошлого века. В том числе и в кинематографе. Пока в Голливуде набирали популярность фантастические картины с синтетическими саундтреками и подростковое кино, в СССР кино жило другими темами. Заметно ослабевшая при Горбачеве цензура стала пропускать в кинотеатры картины, в которых поднимались ранее табуированные для советского кино темы; секс, наркотики, насилие стало возможно показывать в гораздо более натуралистичном ключе. Это нашло отражение в самых сильных лентах того времени: «Ассе», «Интердевочке», «Маленькой Вере», а еще — «Игле» Рашида Нугманова.
Об истории его создания, успехе в отечественном прокате и внезапном превращении Виктора Цоя в одного из главных актеров заката СССР — в тексте издания Disgusting Men.
В 1984 году уже состоявшийся режиссер Сергей Соловьев собрал во ВГИКе собственную мастерскую. От прочих она отличалась тем, что в ней были только казахские студенты. Между ВГИКом и Госкино Казахстана была договоренность, что выпускники мастерской Соловьева впоследствии снимут по картине в Казахстане. Одним из студентов курса был тогда уже 30-летний Рашид Нугманов. Он первым из своих однокашников снимет фильм — им будет «Игла» — но ВГИК, правда, так и не закончит.
Когда летом после третьего курса Нугманов приехал на каникулы в родную Алма-Ату, с ним связались представители Казахфильма. В производстве находился фильм «Игла», но съемки затягивались из-за конфликта режиссера и сценаристов картины. Нугманову предложили снять фильм за оставшийся бюджет. На тот момент он уже был умеренно известен как автор короткометражки «Йя-Хха» про ленинградскую рок-сцену. С ней Нугманов даже успел поездить по фестивалям и кроме прочего получить приз ФИПРЕССИ имени Андрея Тарковского в программе «Молодое советское кино» на Московском кинофестивале.
Нугманов согласился, но поставил Госкино несколько условий. Во-первых, он брал на роль оператора своего родного брата Мурата, тоже студента ВГИКа. Во-вторых, он решил полностью сменить актерский состав. Впервые прочитав сценарий, Нугманов сразу задумал снять в главной роли Виктора Цоя. С лидером группы «Кино» он познакомился на съемках своей короткометражки и еще до «Иглы» договорился с ним о съемках в другой картине с рабочим названием «Король брода». Это был фильм о культовой личности в Алма-Ате по кличке Моро. Но раз подвернулся шанс сделать «Иглу», Нугманов решил немного изменить главного героя, перенеся Моро в новую картину.
Образ главного героя Цой собрал из трех — собственного, Брюса Ли и Джеймса Дина.
В кадре Нугманов просил музыканта вести себя максимально естественно, «не играть», что очень привлекало Цоя, который всегда был противником показных перевоплощений. В итоге Моро получился, с одной стороны, очень узнаваемым — Цой даже носил собственную одежду на съемках. С другой — Нугманов намеренно выдавил из фильма все подробности биографии героя, прибавив ему таинственности. Получился такой бунтарь без причины и человек из ниоткуда — и в силу этой загадочности образа, практически супергерой, неизвестно на что способный.
На роль злодея Нугманов пригласил Петра Мамонова, тогда лидера группы «Звуки Му», а на роль бандита Спартака, который должен денег герою Цоя — Александра Баширова, который тогда учился на параллельном с Нугмановым курсе во ВГИКе. Баширов только снялся в своей второй и при этом весьма запоминающейся роли майора в «Ассе». Его знаменитый монолог про Гагарина был импровизацией — и как станет понятно дальше, Нугманову такая манера придется очень кстати. Эту манеру он отработал с Башировым с первых дней во ВГИКе, использовав его как актера в нескольких своих этюдах.
Самыми сложными были поиски актрисы на роль Дины. Нугманов планировал снимать Руту Сергееву, которая была в его картине «Йя-Хха», но она забеременела. Уговаривал Наталью Разлогову, подругу Цоя, но та наотрез отказалась. В Алма-Ате режиссер и Цой вместе посмотрели более трех десятков актрис, но никто не подходил. Тогда Разлогова показала Нугманову фотографию Марины Смирновой, которая была на неё очень похожа и жила в Ленинграде. Молодой режиссер сразу же отправился туда; за компанию с ним был музыкант Александр Башлачев. Когда ребята встретили девушку, Башлачев сразу резюмировал: «Ну вот ты и нашел свою Дину». До премьеры «Иглы» он не дожил — спустя несколько месяцев после этой встречи он выпадет из окна своей квартиры и скончается на месте.
Остальные роли Нугманов в «Игле» отдал любителям.
Одним из актеров в фильме был Архимед Искаков — учитель математики в алма-атинской школе. На одном из занятий он проговорился, что снимается в фильме с Виктором Цоем, и ученики уговорили его пригласить музыканта в школу. Цой оказался не против. Встречу назначили на поздний вечер — съемки заканчивались не раньше девяти. Искаков рассказывал, что он никогда в своей жизни не видел такой реакции: когда Цой вошел в класс с гитарой, все ученики буквально оцепенели. Два часа он пел песни и пытался беседовать со школьниками, но никто не проронил ни слова. Искакову было так неудобно, что пришлось извиняться перед Цоем.
Но на следующий день перед Искаковым извинились и сами школьники. Никто не понимал, что произошло. И они попросили учителя еще раз поговорить с Цоем, чтобы он дал им второй шанс. Цой снова не отказался и очередным вечером отправился с гитарой школу. На этот раз в класс набилось человек 150: дети пришли с родителями, было много учеников из параллельных классов. На этот раз встреча прошла живее — за несколько часов в компании Цоя школьники задали ему кучу вопросов и еще раз прослушали импровизированный акустический концерт. Эта школа в Алма-Ате — под номером 56 — до сих пор существует: рядом с дверью в тот самый класс висит табличка, что именно здесь в 1987 году лидер группы «Кино» «провел два концерта, находясь в Алма-Ате, на съемках фильма «Игла».
Первая версия сценария «Иглы», который написали Александр Баранов и Бахыт Килибаев, категорически не нравилась Нугманову. По словам режиссера, там было «слишком много разговоров» и разных объяснений, поэтому он начал вырезать из него целые куски. Много лет спустя признался, что после его «чистки» рабочий сценарий картины сильно пострадал — страницы были порезаны, что-то вырвано с корнем, а то, что осталось — заметно исчеркано ручкой. Впрочем, основную историю он оставил нетронутой: таинственный молодой человек приезжал в некий город, чтобы вернуть долг. Но вместо этого он вынужден спасать от наркомании свою знакомую Дину, а впоследствии — бороться с местными криминальными элементами.
Нугманов: «Если бы вы увидели финальный сценарий фильма, с которым я работал до того, как поехать на съемки, вы бы посмеялись. Я взял сценарий, который был написан и вырезал из него все, что было не нужно. И он весь такой, как объявление на заборах вешают — из оборванных лоскутков»
Идея Нугманова была в том, чтобы сделать сценарий картины максимально неоднозначным.
Он убрал из него все мотивировки героев, детали их характеров и биографий. Нугманов хотел, чтобы картину и поведение персонажей можно было трактовать по-разному. Как только сценарий картины уходил в частности, режиссер старался их отсекать. Поэтому на многие вопросы в «Игле» мы так и не получаем ответа. Как Моро дал взаймы Спартаку? Откуда он знает Дину? Поездка к Аральскому морю — это сон или явь? И наконец, финал картины как апофеоз загадочности: в нем Моро получает ножом в живот, но встает и продолжает идти. Выживают ли после такого? Или так может только Моро — в чем и выражается его супергероичность?
Спустя много лет режиссер признается, что Моро в той сцене не умирает. Более того, если бы Цой не погиб в 1990 году, они с Нугмановым собирались делать продолжение «Иглы»: оно начиналось со сцены в больнице, где Моро спасают на операционном столе от смерти врачи, среди которых тот самый Артур Юсупович, хирург. Об этом пришлось забыть, но идея о том, что Моро не умер, уже в лоб проговаривается в «Игле Remix» — обновленной версии фильма, которая была выпущена в 2010 году.
Явными источниками вдохновения Нугманова в «Игле» были три режиссера — Соловьев, Годар и Антониони.
От Соловьева «Игле» досталась фирменный соловьевский свет и дымка в картинке. Если не знать, что «Ассу» и «Иглу» сняли разные режиссеры, можно подумать, что второй фильм — это приквел или спин-офф первого, настолько они схожи визуально и интонационно. Присутствие Цоя в обеих картинах примерно в одном образе только усиливает этот эффект. От Годара Нугманов взял импровизацию и ручную камеру. От Антониони — выверенную геометрию кадра и холодные пейзажи.
Несмотря на тотальную переделку сценария, Нугманов и актеры почти не пользовались текстом на съемках. В основном все проходило в атмосфере дружеских посиделок. Режиссер и артисты пили чай, обсуждали героев и грядущие сцены. Порой все решалось за мгновения. Например, знаменитую фразу про деньги и трубу, отсылающую к «Хорошему, плохому, злому» Серджио Леоне, режиссер выдумал на лету буквально за несколько минут до съемок сцены с Цоем и Башировым.
Марина Смирнова позже рассказывала, что съемки «Иглы» были сплошным праздником. Нугманов почти все сцены снимал с первого дубля и позволял актерам импровизировать. Дело в том, что Нугманов — большой поклонник Дзиги Вертова и его метода «жизнь врасплох». Он подразумевает, что на съемках актер не ждет, что его снимает камера, а остается в кадре самим собой. Именно для этого ему был нужен «свой» оператор, который бы мог снять артистов максимально естественно.
Метод Нугманова лучше всего иллюстрирует сцена с пламенной речью Спартака, которого играл Баширов — как уже говорилось, имевший удачный опыт импровизации в «Ассе». За день до съемок того эпизода Баширова потеряли. Актер жил в Алма-Ате вместе с Нугмановым, но однажды просто не вернулся домой. На следующее утро после многочасовых поисков Баширова нашли в местном вытрезвителе — разумеется, весьма помятого и с жутким похмельем. Нугманов не стал ждать, пока Баширов придет в себя, и предложил начать съемки. Актеру он обрисовал сцену так: после того, как его герой признается Моро, что он его предал, он должен произнести безумную политическую речь про ситуацию в стране. Какую именно, Баширов должен был придумать сам. Как мы знаем из результата, он прекрасно справился даже в состоянии дикого похмелья (а возможно, благодаря ему).
Не несмотря на такую творческую свободу, некоторые сцены были прописаны досконально. Они давались сложнее. Например, Мамонову никак не удавалось нормально станцевать в сцене в подъезде — не хватало музыки. Тогда помог Цой, который взял гитару и начал что-то наигрывать в духе «Звуков Му» на лестничной площадке выше этажом. После этого сцену сняли очень быстро, а музыка вошла в фильм.
Учитывая урезанный бюджет и сжатые сроки, фильм снимали несколькими наездами — сначала за 10 дней удалось снять все сцены на Аральском море, затем съемочная группа переехала в Алма-Ату. В картине засветились почти все знаменитые места города — ЦУМ, железнодорожный вокзал «Алматы-2», знаменитая улица Тулебаева. Какие-то места существуют до сих пор, каких-то уже нет. Например, на месте заброшенного бассейна в парке имени 28 гвардейцев-панфиловцев, где в фильме танцуют неформалы, теперь стоит ресторан.
Особые трудности случились с поиском квартиры Дины. Нугманов требовал найти жилье с большим залом, но такие квартиры были в СССР дефицитом. Их выдавали только академикам. Нужную квартиру нашли сценаристы, Алекандр Баранов и Бахыт Килибаев — последний даже жил в ней какое-то время. Из квартиры, правда, пришлось все вынести и поставить новую мебель и перекрасить стены, но камин, который разжигает в фильме герой Цоя, действительно находился в рабочем состоянии.
Как и подобает фильму с рок-звездой в главной роли, «Игла» переполнена музыкой — в том числе и группы «Кино». Нугманов рассказывал, как Цой сочинял песни прямо на площадке. Он обычно сидел в сторонке с гитарой и блокнотом, что-то бренчал и мычал под нос. Вечером после съемок, когда вся команда собиралась вместе, он уже мог наиграть им новую песню. Именно так была придумана «Звезда по имени солнце», ставшая заглавной темой фильма. Впрочем, там звучит не только музыка Цоя, хотя изначально была идея весь саундтрек составить из песен будущего альбома «Группа крови». За кадром можно услышать Муслима Магомаева, Эдиту Пьеху, Адриано Челентано и даже группу Shocking Blue. Главная неожиданность — в фильме есть даже любовная тема из «Крестного отца».
Сам же Цой написал для «Иглы», помимо песен, и оригинальную музыку. Саундтреком музыкант занимался уже после съемок, в студии. Результатом он поначалу остался недоволен — в картину вошли только обрезки из его 30-минутной фонограммы. Он рассчитывал, что весь саундтрек фильма будет роковым, но у Нугманова было другое мнение. Вставки с закадровыми голосами в картине вырезались из советских радио и телепередач. После просмотра финальной версии фильма, Виктор в конце концов согласился, что режиссер был прав.
Слушайте Звезда по имени Солнце — Кино на Яндекс.Музыке
Когда Нугманов соглашался снимать «Иглы», он не ожидал, что фильм, даже несмотря на наличие Цоя, выйдет в прокат.
По словам режиссера, он думал, что после довольно живописных сцен с приемом наркотиков, грубой лексики и других спорных моментов, фильму влепят 3-ю категорию (низшая в советской киноиерархии) и положат на полку. Во многом именно поэтому Нугманов снимал «Иглу» в таком свободном стиле, не думая о последствиях. Для него это была возможность сделать фильм с друзьями и получить от процесса удовольствие.
Но «Игла» все-таки добралась до широкого проката и пользовалась заметным, хоть и не фантастическим успехом. За 1989 год картину посмотрели почти 15 млн зрителей (для сравнения каждую серию «Интердевочки», вышедшей в том же году, посмотрели в два с половиной раза больше людей) — и это только девятый результат советского проката 1988 года. Вот кто обогнал «Иглу»:
Но фильм оставался в прокате и на следующий, 1990 год, а после гибели Цоя в августе, возобновился по всей стране. Официальная статистика за этот год отсутствует, но по словам Бахыта Килибаева (одного из сценаристов картины), в Госкино СССР ему озвучивали общую кумулятивную оценку более 30 миллионов зрителей.
Позже в интервью Нугманов признался, что больших денег фильм ему не принес. Он работал по обычной режиссерской ставке в 180 рублей, а когда фильм достиг самоокупаемости в прокате (это произошло, когда количество посмотревших перевалило отметку в 9,5 млн зрителей), Нугманов получил премию — 800 рублей.
Один из самых знаменитых текстов про «Иглу» написал искусствовед и кинокритик Сергей Шолохов в журнале «Советский экран», в котором подробно разбирал стиль Нугманова и героя Виктора Цоя. Вот отрывок из статьи под названием «Игла в стогу сена»:
«Стремясь создать у нас не столько иллюзию достоверности происходящего на экране, сколько поселить в нас убежденность в иллюзорности созданного на экране мира, Рашид Нугманов находит, на мой взгляд, адекватную идеям неоромантизма киностилистику, и его фильм нельзя прочитать как притчу о романтическом принце, который пришёл освободить свою принцессу из сонного царства. Ибо за пределами наркотического сна её ждёт наркотическое бодрствование, и выхода, по существу, нет.
Думаю, что первый полнометражный фильм Рашида Нугманова можно считать вполне этапным как для нашего кино, так и для нашей рок-культуры. Не впадая в компромисс с существующими эстетическими и идеологическими стереотипами как официоза, так и андеграунда, «Игла» содержит в себе перспективную формулу творчества и поиски стиля, для оценки которого категорий «левый», «правый» уже окажется маловато».
Несмотря на запутанную композицию, постоянные недосказанности и другие признаки авторского стиля, фильм разговаривал со зрителем на простом языке. Для молодой аудитории, которая во времена перестройки несколько опьянела от надвигающейся на страну свободы, «Игла» была своеобразным учебником жизни, а Моро — самым крутым учителем в СССР. Своими действиями он четко иллюстрирует основной месседж фильма — о вреде наркотиков.
В 89-м году редакция журнала «Собеседник» решила заказать две рецензии на фильм у молодых читателей. В одном из текстов считывается разочарование режиссерской манерой, и в то же время — несомненный восторг от одного: актера на главной роли.
Как и «Асса» или «Маленькая Вера», с годами «Игла» только набирала вес и становилась лучше. Сейчас картина Нугманова — в том числе и окошко в ушедшую эпоху. Ну а для поклонников Виктора Цоя, которых с годами не становится меньше, «Игла» — это предмет культа: единственная большая роль кумира в кино!
Хотя наличие Цоя в фильме не сделало его лидером проката, его гипнотический образ явно повлиял на аудиторию. В 1989 году по опросу зрителей самого популярного киножурнала страны «Советский экран» Цоя назвали лучшим актером страны. Впервые в истории им стал музыкант: до Цоя эту награду получали такие глыбы, как Олег Янковский, Никита Михалков и Андрей Миронов, после — Дмитрий Харатьян. Сам Цой скептически относился к продолжению актерской карьеры, но не исключал, что музыка и кино будут существовать в его жизни параллельно.
После съемок в «Игле» Нугманов и Цой договорились сделать вместе еще несколько картин.
Помимо продолжения «Иглы» существовали еще два проекта. Первый под названием «Дети Солнца» был определенным парафразом «Семи самураев» и «Великолепной семерки», главные роли в котором по замыслу Нугманова и Цоя должны были сыграть музыканты группы «Кино». После смерти музыканта режиссер сначала заморозил проект, но спустя год вернулся к нему и снял его уже с другими актерами и под новым названием — «Дикий Восток».
Третий проект — самый утопический и амбициозный — Нугманов придумал и написал за первые несколько дней 1990 года. Главным героем вновь был Моро из «Иглы», а события картины происходили в параллельной вселенной, в которой СССР развалился, всюду полыхает гражданская война, а последней свободной зоной является Ленинград. Персонаж Цоя проникает в город, чтобы добраться до гражданского аэропорта и улететь из страны. Но по ходу передвижений Моро решит спасти девочку Алису и «оказывается вовлеченным в эпицентр заговора по захвату власти монархистом-диктатором». Проект назывался «Цитадель смерти».
Нугманов не оставляет попыток когда-нибудь сделать из него фильм. Несколько лет назад режиссер заявил, что видит в главной роли сына Виктора Цоя — Александра, но до сих пор этот проект так и не запущен в производство.
История создания «Иглы» — это коктейль из счастливых случайностей, импровизации и энтузиазма нескольких молодых людей, которые просто хотели снять кино со своими друзьями. Как говорил неоднократно сам Нугманов, желания войти в историю у них не было. Но время расставило все по своим местам. Сегодня «Игла» — один из главных бриллиантов советского перестроечного кино.
Источник