Сказочная алхимия: Психологический символизм воды
Недавно меня во сне Карл Юнг в череп укусил постигло сразу несколько инсайтов насчёт психологических архетипов. Юнгианским психологом себя никогда не считал и, думаю, не начну в ближайшем веке. Несмотря на это — несколько интересных вещей хотел бы обозначить. Хотя бы в общих очертаниях. Скорее всего, кто-то уже эти наблюдения сделал и изложил, но до меня они не дошли, так что рискну сам.
В этой заметке — начну с символики воды. Кто-то уже погружался в тему — тогда просто напомню: вода, как культурный архетип — это отображение глубинных чувств, в частности бессознательного, и более широко — эмоциональной части психической жизни вообще.
Знаменитый исследователь фольклора А.Н. Афанасьев всё же утверждал, что дифференциация воды на мёртвую и живую — это атрибут исключительно славянских сказок. Больше нигде в мире это представление не повторяется. По крайней мере, не в столь отчётливом ключе.
Относительно центральных характеристик, отличающих мёртвую от живой — все сказки однозначно свидетельствуют следующее.
Мёртвая вода — средство исцеления, т.е. обретения целостности. По современному — это интеграция (ре-интеграция) нарушенной, поломанной организации, возвращение структурного единства. В сказках — речь о теле протагониста, которое было так или иначе разрушено: порезано, порублено, расчленено и т.п. Естественно, сказки, как и шире мифы — позволяют извлечь этот символический принцип и распространить его на любые организованные тела.
Живая вода — средство оживления, т.е. обретения жизненной силы, витальности. В сюжетах «Марьи» и «Ивана» — рассказ идёт именно что о воскрешении мёртвого героя, которое следуюет за исцелением ран. В сказе о молодильных яблоках — мёртвая вода не фигурирует вовсе, но насчёт живой указано, что «водой этой умыть глаза слепцу — будет видеть». То есть, снова переводя на современное наукообразие — живая вода связывается с функциональной мобилизацией, обеспечением эффективного действия той структуры, что была соединена при помощи мёртвой.
Тот же Александр Афанасьев — указывает на природное происхождение архетипа. «Мёртвая вода» — это ранний весенний дождь, устраняющий остающиеся снега и льды с почвы, как бы сращивающий разрушенную землю. А следующие за этим дожди — уже «вода живая», питающая и позволяющая выращивать урожаи.
Ещё интересно, что Яков Пропп пишёт в указанном труде: « Если высказанные здесь предположения верны, то это объясняет, почему героя сперва опрыскивают мертвой водой, а потом живой. Мертвая вода его как бы добивает, превращает его в окончательного мертвеца. Это своего рода погребальный обряд, соответствующий обсыпанью землей. Только теперь он — настоящий умерший, а не существо, витающее между двумя мирами, могущее возвратиться вампиром. Только теперь, после окропления мертвой водой эта живая вода будет действовать».
Хотя ход мысли Проппа отличается от выше изложенного, он относительно подкрепляем. Действительно, как известно из доступных нам славянских мифов — покойники с нарушенной целостностью тела (т.е., априори, скончавшиеся не естественной смертью) вполне могли себе считаться кандидатами в упыри. К тому же, если дополнительным условием выступает неполноценный или вовсе отсутствующий погребальный ритуал — это, так сказать, «прямой путь» в нежить. С другой же стороны — один из известных способов избавиться от упыря это его радикально дезинтегрировать (разрубить, сжечь) или хотя бы отпилить голову, потом положив её между ног. Ну и осиновый кол, да, из менее зрелищного.
Раз уж немного об этом — народный фольклор даёт довольно прикольные рекомендации жёнам, умершие мужья которых возвращаются в виде упырей. А именно — поразить их неким парадоксом. Скажем, такой жене советуют сесть на пороге, расчёсывая волосы, и жевать при этом семечки (почему-то конопли — наверное, и подсолнуха сгодились бы, да и солярного символизма больше). Когда придёт муж-мертвец и спросит — «Чё делаешь?», надо ответить «Вшей ем!». Он, как предполагается, непременно спросит — да разве можно вшей есть? И здесь жена должна ответить ключевой фразой: «А разве можно, чтобы мёртвые к живым ходили?». В народе считалось, что после такого спектакля упырь тотально обескуражится и перестанет шастать.
Но это другая история. В указанных народных представлений содержится несколько удивительно практичных и точных идей.
Так, мёртвую воду — вполне можно соотнести с отрицательными эмоциями; а конкретнее — с их переживанием и прочувствованием в терапевтическом процессе, например. Хотя это положение применимо безотносительно контекста. Смею утверждать, что смысл переживания любых негативных эмоций, по крайней мере в абстрактном плане — это именно поддержание или возвращение психической целоcтности, интегративная функция.
Попробую этот тезис как-то обосновать. В психотерапевтической процедуре — дело обстоит так, что основная часть работы идёт именно с негативными чувствами. И, соответственно, с исследованием приводящих к таким чувствам нежелательных событий. Это обстоятельство даёт почву для периодической критики психиатрии и клинической психотерапии — в том плане, что «систематическая патологизация», «бездушная модель болезни», «культивация пессимизма» и прочий галдёж имбецилов.
Основной и, по-моему, достаточный контр-аргумент на это — только в том, что любая терапия направлена на лечение расстройств, устранение патологии. В связи с чем, как минимум — необходимо неплохо в этих расстройствах разбираться и трезво понимать природу, происхождение и последствия изучаемой патологии. Естественно, этому уделяется много внимания; в конце концов, если кто-то занят ремонтом дома — только глупец будет обвинять его в том, что он «ищет только недостатки и не обращает внимания на достоинства». Хрен бы с этими достоинствами, пусть себе радуют — задача сейчас другая и их не касается.
- Гнев — возникает как отклик на восприятие нападения, нарушения границ личной территории, планомерного вторжения в личностно значимые области и так далее. Т.е. функция злости — самозащита и оборона личных владений, как уже отмечалось не раз;
- Грусть — действует чуть менее очевидно. Её функция — «де-катексис», как сказали бы психоаналитики, расслабление и отключение эмоциональной привязанности к утерянному и недоступному теперь объекту. Каждый опыт печали — это частный мини-траур, процесс прощания с чем-то ценным, значимым, но потерянным (временно или навсегда); ради того, чтобы закрыть энергетический канал и переориентироваться на другие доступные возможности.
- Вина — социальное, межличностное чувство в связи с причинением ущерба кому-то, кто этого, по всей видимости, не заслужил. Чувство вины, если здраво переживается — позволяет восстанавливать отношения и поддерживать их в целости и сохранности.
Это очень важный терапевтический момент — который, впрочем, нередко и быстро сменяется злостью и даже ненавистью к тем же самыми поведенческим моделям. Это тоже неплохое для лечения событие, но тут важно следить, чтобы гнев был направлен именно на отдельные дезадаптивные аспекты личности (безволие, пассивность, покорность, трусость, зависимость и т.д.), а не на своё Я, личность как таковую в целом.
Далее — переживание чувства вины, которое многие находят наиболее болезненным из всего эмоционального опыта. И оно же, как ни парадоксально — неизбежно оказывается наиболее мощным в значении психического синтеза, интеграции личности и укрепления характера. Почему так — наверное, отдельный и сложный разговор; пока же стоит заметить, что речь строго о зрелой, здоровой вине в связи с реальными нарушениями.
А теперь к «солнечной» стороне. Одной из предпосылок возникновения позитивной психологии (в её англо-саксонской интерпретации, система Пезешкиана здесь далеко не рядом) — было именно намерение развернуть психологическую практику в сторону от патологии к здоровью, от исследования регресса и нарушений — к изучению прогресса и возможностей психики.
Как можно заключить — в реальной психотерапии эта ориентация на позитив, скорее, задача-максимум. Практика показывает, что проработка проблемных «токсичных» эмоций отрицательного рода — даёт всё, что необходимо для устойчивой ремиссии симптомов и стабильного выздоровления. С другой стороны, как подсказывает наш глубокий сказочный инсайт — без «живой воды» никакое оптимальное функционирование невозможно.
Могу сказать, что как минимум — пациенту придётся испытать в ходе эффективной психотерапии положительные эмоции надежды, облегчения, радости, гордости своими усилиями и успехами и чего-то ещё такое. То есть, в этом смысле, далеко не всегда следует уделять отдельное внимание прицельной активации положительных чувств. Хотя, например, Диана Фоша — автор системы AEDP (Accelerated Experiential Dynamic Psychotherapy) — считает так, что это обязательный компонент терапевтического процесса; и любые положительные переживания клиента заслуживают и внимания, и анализа, и поощрения наравне с отрицательными. При том же условии — что это, как Фоша называет, «ядерные аффекты», т.е. чувства настоящие, адаптивные и не имеющие защитной/избегающей природы.
В общем, если всё это свести — то русские сказки предлагают для клинической и иной психопрактики замечательную, в некотором смысле алхимическую, схему. Сперва происходит исцеление (реконсолидация) «мёртвой водой» отрицательных эмоций — и затем только будет возможно настоящее возрождение, ревитализация личности с помощью «живой воды» положительных чувств.
P.S.: В средневековой алхимии, кстати, известна живая вода — Aqua Vitae, концентрированный раствор спирта в воде. Мы бы сейчас это назвали водкой, скорее всего. Но это касаемо «внешней алхимии». Что там во внутренней (эзотерический символизм) — не погружался, но предполагаю, что было нечто похожее на представленный в сказках архетип.
А пока всё.
Источник
Портал для тех, кому интересны символы, символика и символизм
Во многих культурах море — первичный источник жизни — не имеющий формы, безграничный, неистощимый.
В Библии море — это то, что осталось от праматерии после сотворения Мира.
Вавилонская богиня Тиамат (Вселенские воды) — мать всех других богов, из ее тела образовались Земля и Небо.
Великие богини матери — египетская Изида, вавилонская Иштар — «властительницы вод», «звезды моря», «царицы морей». Афродита Анадиомена «Рожденная из моря» богиня любви и красоты одновременно была и покровительницей побережий. К ней обращались, прося щедрости у моря. В христианской символике Матерь Божия называется Mari magno — «Великая морская».
Из моря рождается и в нем умирает Солнце. Вернуться в море — возвратиться в материнское лоно значит умереть. По мифам: в мировом океане на китах, черепахах, столпе или горе покоится наша Вселенная. И в него она вернется на закате времен.
Вода возвращает к жизни и дает новую жизнь, отсюда крещение водой или кровью в обрядах инициации. Погружение в морскую воду символизирует возврат к первоначальному состоянию чистоты, смерть в старой жизни и возрождение в новой.
2. Море — постоянная переменчивость, символ времени.
Море — это непрерывное движение, постоянная смена образов, жизнь и смерть. Нет ни одного мгновения похожего на другое, ни одной волны точно повторяющей другую. «Море несёт хлеб и смерть, плоды и гибель».
Море вечный даритель и вечный похититель.
3.Море символ силы.
Море растворяет, уничтожает, очищает, смывает и восстанавливает.
В космогониях Востока и Запада только богам под силу утихомирить море, грозное даже для них.
«И встав Он запретил ветру и сказал морю: умолкни, перестань. И ветер утих, и сделалась великая тишина» (Евангелие от Марка 4: 39).
В русском фольклоре водяной — морской царь — властвовал над водной стихией
4.Море — хранитель тайны
Нырнуть в море — значит искать секрет жизни, ее бесконечную тайну.
В Древней Руси вода считалась первоосновой всех вещей. Чистая вода олицетворяла честность, правдивость («Вывести на чистую воду»). Баламутная, нечистая — нечестность, изворотливость («Ловить рыбку в мутной водице»).
Источник