Пьеса сцены у фонтана
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 273 357
- КНИГИ 641 781
- СЕРИИ 24 443
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 603 362
Место действия: у фонтана случайных и роковых встреч, в парке нашей жизни. Ночь. Из гостей через парк возвращается семейная пара, Туся и Федор. Федор пьян, Туся тащит его на себе. Он укоряет ее, что она не понимает поэта Есенина и его, Федора.
Тут же в парке нежно и пылко обнимаются двое влюбленных, Оличка и Лев Кошкин (Ассоциация со Львом Мышкиным из «Идиота» Ф.Достоевского.)
Тут же обнаруживается муж Олички, Электромонтер. Оказывается, он ее выслеживает
Тут же возникают три хулигана: они выясняют отношения из-за собаки.
Персонажи вступают друг с другом в сложные, сущностные взаимоотношения, на фоне бытийного бреда и уличных драк пытаются докопаться до самого дна гамлетовских ям: как и для чего жить? Кого и за что любить? И т. д.
Сцены у фонтана [=«Страсти у фонтана»]
Кошкин Лев Николаевич
Темно. Как до создания мира. Впрочем, совершенной тьмы не было и до. Что-то было даже тогда, когда ничего не было: какая-то луна и еще свет с какого-нибудь непостижимого боку — то ли левого, то ли правого…
Нетрезвый мужской голос (то снижаясь, то вырастая, с явными переживаниями). …Видишь ли, Туся, я был…
Трезвый женский. Федя, идем, я тебя, как человека…
Нетрезвый. Эх, кем я только не был!
Трезвый. Разве я говорю, что не был? Я говорю, что идем!
Нетрезвый. Эх, был я весь, как запущенный в доску сад! Был я весь на женщин и зелие падкий!
Трезвый. Я тебе таких женщин покажу, Федя, ты у меня так упадешь, что вставать потом сам не захочешь!
Нетрезвый (с болью). Ту-ся! Сергей Александрович Есенин!
Трезвый. Не оправдывайся!
Нетрезвый. Сережа Есенин, великий поэт земли русской родом из Рязани! Эх, разонравилось петь и плясать, и терять свою жизнь без оглядки!
Трезвый. Тяжело же держать тебя! Федя. Мне уже не двадцать лет, а уже слава Богу — понял?
Нетрезвый. Поступь нежная у тебя и очень нежный стан…
Трезвый. Дурак ты.
Нетрезвый. Но если бы знала ты сердцем своим упорным…
Трезвый. Да тяжело же мне, говорю!
Нетрезвый. Не знаешь, да?
Трезвый. Вот, за столб держись, образина!
Нетрезвый. Ничего ты не знаешь. Э-эх, никогда не узнаешь, Туся!
Трезвый. Ты зато у меня много знаешь, баранья башка!
Нетрезвый. Потому что у тебя сердце упорное… огнеупорное… водонапорное, Туся!
Пахнуло ветерком. Вверху, на столбе помигал и зажегся фонарь, осветил высохший — должно быть, давно — фонтан. Бортик пощерблен и замшел. Посреди позеленевшая от времени статуя журавля. Стоит себе без устали на одной ноге! Клюв обломан — то ли людьми, то ли временем, то ли сам по себе отпал. И вместо клюва из журавлиного горлышка растет поржавевшая трубка. От сухого источника лучами расходятся три аллеи. По одну сторону фонтана — Оличка и Кошкин, самозабвенно целуются. По другую — Федор всеми руками держится за столб, как за жизнь. Под спину его поддерживает суровая женщина Туся. Поза у Федора нереальная: столб неким образом промеж ног, а ноги впереди. И сам он весь как есть, в противоборстве с земным притяжением, собственной поэтической тоской и женщиной Тусей. И еще: интригующей тенью — то бесшумно скользя, то замирая — нам в душу косвенным образом забирается мужской силуэт. Влюбленным его не видно. Потому что они, счастливые, к нему спинами. А мы все видим…
Федор (мгновение, задрав голову и уксусно сощурившись, глядит на то, что зажглось; затем на влюбленных по ту сторону фонтана; затем, рискуя вывихнуть шею, за собственную спину, на жену; широко восклицает). Сергей Александрович Есенин! Сережа Есенин — великий поэт земли русской родом из Рязани! Ты же его не понимаешь, Туся! Что же мне делать с тобою, Ту-ся!
Туся. До дому дойдем, там я тебе покажу, что со мной делать. (Озирается по сторонам.) Гражданин! (Машет Кошкину.) Ты слышишь меня?
Кошкин вздрагивает. Оличка испуганно жмется к возлюбленной груди.
Кошкин. Оличка, кажется…
Оличка. Левочка, я боюсь!
Туся. Гражданий, эй!
Федор (мотает головой.). Эх, Туся, Туся…
Оличка. Левочка, не ходи, мне страшно…
Кошкин. Он не опасен… смотрите… (Пытается разомкнуть возлюбленные объятия — не получается.)
Туся. Гражданин, холера тебя!
Кошкин. Оличка… пожалуйста…
Оличка. Я столько тебя ждала, не покидай меня…
Кошкин. Я вас не покину, честное слово…
Федор. Эх, Туся, Туся…
Туся. Что Туся? Что Туся?
Кошкин (наконец, выдирается). Надо понять, что нужно людям…
Оличка. Поймешь — возвращайся, пожалуйста!
Федор (выплескивается). Эх, льется дней моих розовый купол! Эх, в сердце снов золотых сума! Много девочек я перещупал! Много женщин в углах прижимал!
Кошкин. Я тоже очень люблю Есенина.
Туся. Вы-то любите, так вы-то хоть на ногах держитесь — а этот что? Ну вот, опять сел! (Кошкину.) Тяганем его, что ли? Ночь, мне еще на работу.
Туся и Кошкин пытаются воздвигнуть Федора на ноги.
Кошкин. Он не хочет… (Воздвигает.) Или не может…
Туся. Тащи-тащи, много не болтай…
Федор (не воздвигается — хоть надорвись). Родом мужик… соловей ты мой… пташечка… эх, весело поешь…
Кошкин (старается изо всех сил). Не владеет телом…
Туся (тоже старается из последних сил). Да какое там тело — тоска. Ты под это его, ты под это.
Наконец, воздвигают, кулем прислоняют к столбу, тяжело дышат.
Федор (мутно глядит на Кошкина). А, Ваня… (Опять сползает.)
Кошкин. Трудно вас поднимать…
Федор (тянется к Кошкину). Ваня, друг…
Туся. Мне даже глядеть отвратительно, честное слово…
Кошкин. Что будем делать?
Федор. Ваня, друг…
Туся. Лошак обожратый, кому ты нужен такой?
Кошкин. Не надо бы…
Кошкин. Он человек, ему должно быть обидно…
Туся. Кто человек?
Туся. Этот, что ли? (С сомнением смотрит на человека.) Эге, вот не знала…
Кошкин. Все — люди…
Туся. Вы, может, и люди — а этот… (Берет Кошкина за руку, отводит в сторону, подозрительно озирается.) Вы с виду умный, а вы все равно не слушайте, что я сейчас говорю. Вообще иногда я с ним не так говорю. Вообще-то я знаю, как с ним говорить. Вообще-то я с ним не так. С ним вообще так не надо. Он мухи не тронет, когда не такой. Она у него на носу будет на него гадить, а он ей за это стихи читать. Знаешь, сколько стихов знает?
Кошкин. Значит — хороший человек.
Туся. Дурак. Ему нельзя пить — он бросить не хочет. А когда он не хочет — его уже не остановишь!
Источник
“Сцены у фонтана” Семен Злотников
Перед зрителями, расположившимися в двух зеркальных по отношению друг к другу амфитеатрах, протекут четыре потока жизни. По воле драматурга С.Злотникова и случая, выплеснулись они на пятачок заброшенного парка.
Парк. Фонтан. Мигающий на деревянном столбе фонарь. Для максимального поддержания иллюзии сиюминутности в “Сценах” режиссер использовал прием “подсадной утки” (в зрительском амфитеатре стояла парковая скамейка, на которой периодически сидели или лежали герои). Ю.Смелков назвал это «дистанцией доверия», создававшей эффект экстремальности сценического действия и подлинности жизни «на носу у зрителя».
Реальность поддерживали настоящие опавшие осенние листья под ногами зрителей, фонтан, некогда бьющий струей из клюва журавля, установленного как положено в центре на одной ноге (вторая сломана).
История «Сцен у фонтана» в ЭСТМ оказалась необычной. В год выхода спектакля (1981) ташкентская критика в лучшем случае выражала недоумение по поводу «странного» спектакля (неужто абсурд?), в худшем — сильно его ругала.
Один из комсомольских работников назвал его «моделью социального пессимизма». На общественном просмотре возмущались даже студенты театрального института (и куда подевалось чуткое к новому студенчество?): их учили выбирать другие пьесы, играть не так и не так ставить. Оказавшиеся на Днях советской литературы в Ташкенте Д. Гранин, Г. Бакланов, Г. Горин, В. Оскоцкий фактически спасли спектакль от запрета играть.
Через год на гастролях «Ильхома» в Москве и Ленинграде (1982 г.) «Сцены у фонтана» вызвали, пожалуй, самую бурную реакцию. Спустя еще какое-то время спектакль вдруг стал пользоваться успехом и в Ташкенте. Он, наконец, соединился со своим зрителем? Или что-то (а собственно, что, кроме самой жизни?) соединило зрителя с ним?
В 1980 году случилась моя первая зарубежная поездка в Венгрию и Югославию, в самые свободные в советском блоке страны. О том, как я выехал можно писать отдельную главу, потому что не выпускали, и только напор, который проявил старый коммунист зампред Театрального общества Р.Кариев, заставивший какое-то ответственное лицо в ЦК коммунистической партии позвонить в соответствующие структуры и решить вопрос.
Taк вот во время этой поездки, вдохнув вредный для жизни глоток свободы, я посмотрел американскую комедию «M.A.S.H.» (которую впоследствии мне не дали показать в Белых Столбах московским актерам, работавшим со мной над брехтовским “Человеком как человек”. Фильм почему-то хранился там под особым запретом).
Фильм потряс меня не столько непривычным взглядом на войну (действие его происходило в военно-полевом госпитале во времена корейской войны 1950 годов) сколько абсолютно раскованной, ни на минуту не прекращающейся импровизацией актеров. Уже позже я вычитал, что фильм вошел в историю, как фильм весь снятый в синхронном звуке, что актеры действительно были поставлены в максимально приближенные к реальности условиям и действительно импровизировали перед камерой.
Марк ВАЙЛЬ.
Семен Злотников прочитал мне «Сцены у фонтана» в Ташкенте весной 1981 г. в родительском доме. Он возвращался туда время от времени, уехав в середине семидесятых сначала в Ленинград, а потом в Москву (невозможно было представить, что он когда-нибудь уедет в Иерусалим). Его имя уже замелькало в журналистских кругах и театральных изданиях. «Сцены у фонтана» явились его первой «полнометражной» пьесой (до этого были короткие одноактовки).
Спектакль вышел в «Ильхоме» буквально через несколько месяцев (в ноябре 1981 года), после того как Злотников прочитал мне пьесу. Этот факт говорит о многом. И прежде всего о том, как немедленно заболевает пьесой режиссер, если находит в ней «новые формы», о которых кричал Костя Треплев. Конечно, они нужны!
Я не случайно начал свои записки о «Сценах…» с воспоминаний об американском «M.A.S.H.». Позавидовав открытию сделанному в кино, я вдруг, по воле судьбы, вышел на пьесу, которая мне давала все, чтобы сделать «поток современной жизни на сцене» (слово современной – сегодняшней – подчеркиваю), без деления ее на картины и акты, без видимого сюжета, но о чем-то очень существенно главном: про то, как живем в нашем «человеческом муравейнике». Пьеса Злотникова – жизненна, но не жизнеподобна. В единстве времени и пространства, которые она предлагает: реальные характеры и море ассоциаций, связанных со всем грузом давящим на наше сознание – от заветов великой русской литературы – до внутренних постулатов школьного воспитания. В этой пьесе разрушались незыблемые основы – незыблемые как дважды два, которые однажды в жизненном ответе становятся пятью и хоть разбейся в лепешку.
В элементарном сюжете (консервативная критика писала – в примитивном) С.Злотников выпустил на волю восемь человек, бьющихся в конвульсиях от желания любить и бороться за доброе и вечное. Их земные простые (хотите примитивные) поступки и действия оборачивались космосом, в котором все хотели добра, но творили противоположное, все хотели любви, но не умели любить. Все говорили слова, но никто никого, как водится, не слышал…
А потому тысячу раз был прав электромонтер, носившийся за своей любимой женой Оличкой, твердившей ему, что больше не любит его, прав заявив: «Нет слов… Нет закона. И потому объяснить невозможно, любимая».
Об этом – о том, что нет закона, слова исчерпали себя, а жизнь лишила людей способности понимать и чувствовать, – и был смешной и горький наш спектакль.
Источник
Сцены у фонтана
| Автор: | Семен Исаакович Злотников |
| Жанры: | Драматургия: прочее , Комедия |
| Год: | 1977 |
Место действия: у фонтана случайных и роковых встреч, в парке нашей жизни. Ночь. Из гостей через парк возвращается семейная пара, Туся и Федор. Федор пьян, Туся тащит его на себе. Он укоряет ее, что она не понимает поэта Есенина и его, Федора.
Тут же в парке нежно и пылко обнимаются двое влюбленных, Оличка и Лев Кошкин (Ассоциация со Львом Мышкиным из «Идиота» Ф.Достоевского.)
Тут же обнаруживается муж Олички, Электромонтер. Оказывается, он ее выслеживает
Тут же возникают три хулигана: они выясняют отношения из-за собаки.
Персонажи вступают друг с другом в сложные, сущностные взаимоотношения, на фоне бытийного бреда и уличных драк пытаются докопаться до самого дна гамлетовских ям: как и для чего жить? Кого и за что любить? И т. д.
Темно. Как до создания мира. Впрочем, совершенной тьмы не было и до. Что-то было даже тогда, когда ничего не было: какая-то луна и еще свет с какого-нибудь непостижимого боку — то ли левого, то ли правого…
Нетрезвый мужской голос (то снижаясь, то вырастая, с явными переживаниями). …Видишь ли, Туся, я был…
Трезвый женский. Федя, идем, я тебя, как человека…
Нетрезвый. Эх, кем я только не был!
Сцены у фонтана скачать fb2, epub бесплатно
В первом акте между Мужчиной и Женщиной случилось все, или почти все, что вообще может случиться между мужчиной и женщиной.
Но дальше они превратились в людей. С болями, страстями, проблемами.
Он, достигнув физической близости с Нею, желает открыть Ей всю душу и открывает. Она, подарив Ему всю себя, не может понять, чего ему еще надо.
Шесть юных гандболисток — накануне важнейших соревнований. Тренер требует дисциплины, внимания и полной отдачи. Но разве можно думать о победе и работать на пределе, если в сердце — любовь, в голове — мысли о свадьбе, а где-то в солнечном сплетении — чудовищная ревность?
Это история о человеческих взаимоотношениях, важном умении дружить и любить, о поиске смысла жизни и праве каждого выбирать свое счастье.
Трагифарс для двух актеров. В трех частях. Старый профессор-литературовед, последователь Льва Толстого, собирается в поездку. Лезет в старый комод за носками, случайно находит пожелтевшее от времени любовное письмо, написанное его жене 50 лет назад. В то время, когда он был на войне, в то время, когда они потеряли единственного сына. Он оскорблен, Он требует от Нее объяснений, Он хочет уйти от Нее…
Художник, доживший до преклонных лет, встречает молодую женщину, очень похожую на его мать. Сам герой никогда не знал собственной матери. Она бросила его еще младенцем, в роддоме, но при этом оставила при нем свою фотографию, которую он хранил всю жизнь. И вот спустя много лет он встречает женщину, как две капли воды похожую на ту, что на фотографии. Между ними возникают непростые отношения.
Время действия — конец 80-х прошлого века. Места действия: первый акт — Санкт-Петербург, второй — Тель-Авив.
Пересказать коротко эту пьесу — все равно, что коротко пересказать прогулку по джунглям: слишком много нюансов. Эта пьеса для тех, кого занимает судьба художника в этом лучшем из миров.
Наум (48 лет), художник, с молодой женой Лизой (21 лет) эмигрирует из России в Израиль. Прощальную ночь перед отъездом проводит на квартире у первой жены Валерии (45 лет) и сына (18 лет).
Все еще помнят: был Советский Союз. Наум много лет пытался вырваться из тоталитарного режима на свободу. Его не выпускали, преследовали, сажали в тюрьму. Как результат — разрушенная семейная жизнь (когда-то он очень любил Валерию и любит до сих пор), сын-гомосексуалист, сломанная карьера, несбывшиеся мечты. Наконец, Наум меняет страну в надежде догнать «свою судьбу-уходящий поезд». Но и в Израиле он никому не нужен: слишком поздно. Молодая жена становится проституткой, он кончает с собой.
Ни сном ни духом не помышлял о судьбе литератора. Но в детстве однажды проиграл товарищу спор, элементарно не сумев написать четырех строчек в рифму. С тех пор, уже в споре с собой, он сочинял стихи, пьесы, романы. Бывало и легко, и трудно, и невыносимо. Но было – счастливо! Вот оно как получилось: проиграл спор, а выиграл Жизнь!
Три истории о Мужчине и Женщине. Три встречи, которые могли бы стать Началом…
Спектакль «Бег на месте с любовью» — трилогия из одноактных пьес для двух актёров («Бегун и Йогиня», «Интеллигенты», «Два пуделя» и «Утопленник») — проникнут поиском смысла жизни и борьбой с собственными страхами: сделать первый шаг, реализовать себя, нарушить устоявшуюся повседневность, поверить любимому человеку.
Герои этих историй обычные люди, быть может, немного странные, но очень симпатичные, пытающиеся бороться со своими проблемами, искать в своей жизни что-то новое и привлекательное.
…Случайностей не бывает. Зачем нам дается внезапно встретить человека — с такой же потребностью в понимании, жаждой любви, с близкой душой? Что мешает разглядеть и почувствовать, узнать — это мое? Чего боимся? Почему остаемся в одиночестве, на месте, не бежим и не летим, окрыленные чувствами?
Главный герой детективной поэмы в прозе «Божьи дела» известный московский писатель Лев Константинович выпускает в свет роман, подвергающий сомнению события четырехтысячелетней давности – поистине самую трагическую, самую парадоксальную и самую непостижимую библейскую историю о жертвоприношении Авраамом своего единственного сына Исаака! Неожиданным образом писатель (будучи сам отцом маленького сына!) оказывается в ситуации Авраама…
Б а к а л а в р Песунья.
П е д р о Э с т о р н у д о, письмоводитель.
Рехидоры[1]: П а н д у р о и А л ь г а р р о б а.
Земледельцы кандидаты в алькальды[2]: Х у а н Б е р р о к а л ь, Ф р а н с и с к о д е У м и л ь о с, М и г е л ь Х а р р е т е, П е д р о д е л а Р а н а.
П о д с а к р и с т а н.
Ц ы г а н е и ц ы г а н к и.
Входят бакалавр Песунья, письмоводитель Педро Эсторнудо, рехидор Пандуро и рехидор Алонсо Альгарроба
С у д ь я по бракоразводным делам.
П и с ь м о в о д и т е л ь.
П р о к у р а д о р.
М а р ь я н а, его жена.
Д о н ь я Г ь о м а р, его жена.
П о д л е к а р ь.
Д о н ь я А л ь д о н с а, его жена.
Два м у з ы к а н т а.
Входит судья, письмоводитель и прокурадор; судья садится на кресло. Входят старик и Марьяна.
Ручейник – личинка мотыля, живет только в чистой воде, и клев на него знатный. Но его среду обитания так загадили, что теперь легче найти мадагаскарского таракана, чем его. Вот и человек, вдруг спохватившись, обнаруживает, что расщепляется его культурный слой. На стадии распада проявляется все больше аномалий. Возможно, в фантасмагории метаморфоз, сопровождающих этот процесс, человек очутился на грани исчезающего вида? «. Люди, как крысы, что-то чувствуют и. меняются. Готовятся к чему-то или просто так им жить легче?».
Дурненковские герои-чудики, видимо, пытаются то ли удержать прежний, то ли создать новый образ homo sapiens, куда-то таинственно ускользающий. Реалии прошлого, настоящего и даже потустороннего причудливо переплетаются, хотя и кажутся ничем не связанными в разрозненных сценах пьес, неожиданно резких витках фабулы и замысловатых финалах. И во всем – заманчивая недосказанность и неизменная, подспудно мерцающая лиричность авторов.
Источник