Летел 55 км/час: мэр Кисловодска попал в реанимацию после «покатушек» на электросамокате
Александра Курбатова отправили в операционную: потеряв управление, он упал и ударился головой о бордюр, получив тяжелую черепно-мозговую травму.
Мэр Кисловодска Александр Курбатов упал с электросамоката, получил черепно-мозговую травму и был госпитализирован в тяжелом состоянии. Об этом сообщил губернатор Ставропольского края Владимир Владимиров.
По словам главы региона, Курбатов при падении крайне неудачно ударился о бордюр и получил серьезную травму, после которой ему потребовалось срочное хирургическое вмешательство. Видимо, речь идет о кровоизлиянии, после которого врачи вынуждены снижать внутричерепное давление, в том числе и путем трепанации черепа.
Глава кисловодской гордумы Любовь Волошина добавила, что Курбатов не справился с управлением, когда ехал на электросамокате, и врезался в бордюр, о который при падении и ударился головой.
По показаниям очевидцев, Курбатов разогнался до скорости 50-55 км/час, потерял управление и во что-то врезался или просто утратил равновесие, после чего упал. Было ли это первое его катание на электросамокате, не уточняется.
Александр Курбатов был избран главой курортного города Кисловодска в конце 2015 года. Он родился весной 1970 года в Нефтекумске Ставропольского края, в 1993 году окончил Ставропольский государственный медицинский институт и получил специальность хирурга, а потом отучился в клинической ординатуре Государственного медицинского университета им. Пирогова в Москве.
Курбатов женат, у него трое детей.
Проблема электросамокатов очень остро встала с началом туристического сезона в 2021 году в целом ряде российских городов. В частности, власти Москвы и Санкт-Петербурга вынуждены были ужесточить правила кикшеринга (проката этих транспортных средств), чтобы снизить угрозу травмирования пешеходов.
Недавно начальник Научного центра безопасного дорожного движения ГИБДД Дмитрий Митрошин сделал громкое заявление о том, что электросамокаты (при соблюдении правил использования) куда безопаснее автомобилей, поэтому если жители больших городов типа Москвы на них «пересядут», то настанет будущее сегодня.
По словам Митрошина, в 2020 году в ДТП погибли в общей сложности около 16 тысяч человек по всей России. На аварии с участием электросамокатов из всего этого множества приходится лишь 4-6 смертей. «Согласитесь, в общей массе это статистическая погрешность», — заявил представитель ГИБДД.
Впрочем, в Институте неотложной детской хирургии и травматологии Москвы, после происшествий с самокатами в реанимацию попадает всё больше несовершеннолетних, уверены, что электросамокаты — это неподходящее для города транспортное средство. Травмируются и сами самокатчики, и пешеходы.
Однако Митрошин утверждает, что самокаты, способные достичь высокой скорости, сопоставимой с «лихачеством» автомобилистов, доступны лишь единицам, а остальные ездят на маломощных или вообще прокатных устройствах. Кроме того, ученый из ГИБДД считает, что самокатчики, поскольку они двигаются куда быстрее пешеходов, при столкновении с ними рискуют больше — и, соответственно, сильнее заинтересованы в соблюдении правил безопасности.
В пример Митрошин привел пример солиста Мариинского театра Давида Залеева, который, катаясь на электросамокате по петербургским улицам в нетрезвом виде, упал, получил тяжелую черепно-мозговую травму, впал в кому и до сих пор находится на грани жизни и смерти.
Замдиректора по клинической работе Института неотложной детской хирургии и травматологии Москвы Александр Брянцев не склонен оптимистично смотреть на ситуацию с развитием проката электросамоката в РФ. По его словам, число детей, получающих травмы в инцидентах с этими транспортными средствами, каждый год растет на 2-3%, а доля пациентов, попадающих после таких ЧП в реанимацию, за посоедние пять лет выросла вдвое.
При этом глава департамента госполитики в области автомобильного и городского пассажирского транспорта Минтранса Владимир Луговенко продолжает веровать в то, что электросамокаты при соблюдении мер безопасности позволят жителям большого города экономить до 20 минут времени каждый день в пути на работу. «Можно и пешком свои конституционные права реализовывать. Тем не менее мы за развитие транспорта», — заявил он.
Впрочем, защитники самокатчиков пока терпят поражение. Например, петербургская практика показывает, что электросамокаты используют «закладчики», чтобы как можно быстрее доставлять клиентам наркотики.
Источник
Поющие фонтаны или танцующие журавли города Уфы.
Итак свершилось: 30 июня 2020 года начал свою работу на радость уфимцам фонтан «Танцующие журавли». Мало таких радостных объектов в Уфе.
В обычном режиме фонтан приветствует нас летом 10:00 до 24:00
А светомузыкальное шоу с 21:30 до 22 часов.
Я же не могу пропустить такое мероприятие, тем более при моей любви к фонтанам.
Схватив маменьку в охапку, сразу после работы рванули к ГДК . Теплый летний вечер, много гуляющих, дети весело носятся под струями воды . Шум, гам, музыка, словом жизнь кипит и бьет ключом.
Самые отчаянные маленькие горожане, мокрые с головы до ног, используют все возможности наслаждения от фонтана. Завидно что сам так не можешь, ужеж взрослая тетенька, а так хочется скинуть туфли и с визгом пронестись под струями воды.
Шикарная арка перекрестных водных струй, тут можно благочинно (ну совсем только немножко промокнуть) пройти в водном тоннеле.
Странно, что администрация города видит в этом что то ужасное, типа не умеете пользоваться фонтаном. А как им пользоваться? Надев маски, встать за ограждения, лучше из колючей проволоки, чтоб наверняка, и посмотрев 5 минут разойтись?
Фонтан это радость. И радость от того что можешь отчаянно намокнуть, пробежаться, повизжать- а что еще в счастливом детстве надо? Взрослым посидеть на лавочке, послушать шум воды, по белому позавидовать детям, умеющим так отчаянно радоваться жизни.
Словом — хорошо что теперь в городе есть такой фонтан. Хочется, чтоб этаких вот неожиданных и шикарных мест было побольше.
Источник
Они летят от фонтана ответ
Бессмертием немеркнущей любви.
Тот храм теперь покинут, но когда-то
Твое носил он имя, Прометей;
Там юноши в пылу соревнованья
Сквозь мрак священный в честь твою несли
Твою эмблему — светоч; вместе с ними
Другие проносили тот же факел,
Светильник упования, сквозь жизнь
Идя в могилу, — как и ты победно
Пронес его сквозь тьму тысячелетий
К далекой цели Времени. Прощай.
Иди в тот храм, иди к своей пещере!
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
ее. — На заднем фоне пещера. — Прометей, Азия, Пантея, Иона и Дух Земли.
Сестра! Но это что-то неземное!
Как он легко над листьями скользит!
Над головой его горит сиянье.
Какая-то зеленая звезда;
Сплетаются с воздушными кудрями,
Как пряди изумрудные, лучи;
Он движется, и вслед за ним на землю
Ложатся пятна снега. Кто б он был?
Прозрачно-нежный дух, ведущий землю
Сквозь небо. С многочисленных созвездий
Издалека он виден всем, и нет
Другой планеты более прекрасной;
Порою он плывет вдоль пены моря,
Проносится на облаке туманном,
Блуждает по полям и городам,
Покуда люди спят; он бродит всюду,
На высях гор, по водам рек широких,
Средь зелени пустынь, людьми забытых, —
Всему дивясь, что видит пред собой.
Когда еще не царствовал Юпитер,
Он Азию любил, и каждый час,
Когда освобождался от скитаний,
Он с нею был, чтоб пить в ее глазах
Лучистое и влажное мерцанье.
Ребячески он с ней болтал о том,
Что видел, что узнал, а знал он много,
Хотя о всем по-детски говорил.
И так как он не знал — и я не знаю, —
Откуда он, всегда он звал ее:
«О мать моя!»
Дух Земли (бежит к Азии)
О мать моя родная!
Могу ли я беседовать с тобою?
Прильнуть глазами к ласковым рукам,
Когда от счастья взоры утомятся?
И близ тебя резвиться в долгий полдень,
Когда в безмолвном мире нет работы?
Люблю тебя, о милый, нежный мой,
Теперь всегда тебя ласкать я буду;
Скажи мне, чт_о_ ты видел: речь твоя
Была утехой, будет наслажденьем.
О мать моя, я сделался умнее,
Хоть в этот день ребенок быть не может
Таким, как ты, — и умным и счастливым.
Ты знаешь, змеи, жабы, червяки,
И хищные животные, и ветви,
Тяжелые от ягод смертоносных,
Всегда преградой были для меня,
Когда скитался я в зеленом мире.
Ты знаешь, что в жилищах человека
Меня пугали грубые черты,
Вражда холодных взглядов, гневность, гордость.
Надменная походка, ложь улыбок,
Невежество, влюбленное в себя,
С усмешкою тупой, — и столько масок.
Которыми дурная мысль скрывает
Прекрасное создание, — кого
Мы, духи, называем человеком;
И женщины, — противнее, чем все,
Когда не так они, как ты, свободны,
Когда не так они чистосердечны, —
Такую боль мне в сердце поселяли,
Что мимо проходить я не решался,
Хотя я был незрим, они же спали;
И вот, последний раз, мой путь лежал
Сквозь город многолюдный, к чаще леса,
К холмам, вокруг него сплетенным цепью;
Дремал у входа в город часовой;
Как вдруг раздался возглас, крик призывный, —
И башни в лунном свете задрожали:
То был призыв могучий, нежный, долгий,
Он кончиться как будто не хотел;
Вскочив с постелей, граждане сбежались,
Дивясь, они глядели в Небеса,
А музыка гремела и гремела;
Я спрятался в фонтан, в тенистом сквере,
Лежал, как отражение луны,
Под зеленью листов, на зыбкой влаге,
И вскоре все людские выраженья,
Пугавшие меня, проплыли мимо
По воздуху бледнеющей толпой.
Развеялись, растаяли, исчезли;
И те, кого покинули они,
Виденьями пленительными стали,
Ниспала с них обманчивая внешность;
Приветствуя друг друга с восхищеньем,
Все спать пошли; когда же свет зари
Забрезжился, — не можешь ты представить, —
Вдруг змеи, саламандры и лягушки,
Немного изменивши вид и цвет,
Красивы стали; все преобразилось;
В вещах дурное сгладилось; и вот
Взглянул я вниз на озеро и вижу —
К воде склонился куст, переплетенный
С ветвями белладонны: на ветвях
Уселись два лазурных зимородка
И быстрыми движениями клюва
Счищали гроздья светлых ягод амбры,
Их образы виднелись в глади вод,
Как в небе, видя всюду перемены,
Счастливые, мы встретились опять,
И в этой новой встрече — верх блаженства.
И больше мы не будем разлучаться,
Пока твоя стыдливая сестра,
Ведущая непостоянный месяц —
Холодную луну, — не взглянет с лаской
На более горячее светило,
И сердце у нее, как снег, растает,
Чтоб в свете вешних дней тебя любить.
Не так ли, как ты любишь Прометея?
Молчи, проказник. Что ты понимаешь?
Ты думаешь, взирая друг на друга,
Вы можете самих себя умножить,
Огнями напоить подлунный воздух?
Нет, мать моя, пока моя сестра
Светильник свой на небе оправляет,
Идти впотьмах мне трудно.
Тсс! Гляди!
(Дух Часа входит.)
Мы чувствуем, чт_о_ видел ты, и слышим,
Но все же говори.
Как только звук,
Обнявший громом землю с небесами,
Умолк, — свершилась в мире перемена.
Свет солнца вездесущий, тонкий воздух
Таинственно везде преобразились,
Как будто в них растаял дух любви
И слил их с миром в сладостном объятье.
Острее стало зрение мое,
Я мог взглянуть в святилища вселенной;
Отдавшись вихрю, вниз поплыл я быстро,
Ленивыми крылами развевая
Прозрачный воздух; кони отыскали
На солнце место, где они родились,
И там отныне будут жить, питаясь
Цветками из растущего огня.
Там встану я с своею колесницей,
Похожей на луну, увижу в храме
Пленительные Фидиевы тени —
Тебя, себя, и Азию с Землей,
И вас, о нимфы нежные, — глядящих
На ту любовь, что в наших душах блещет;
Тот храм воскреснет в память перемен,
Вздымаясь на двенадцати колоннах,
Глядя открыто в зеркало небес
Немым собором, с фресками-цветами;
И змеи-амфисбены.
Но увы!
Увлекшись, ничего не говорю я
О том, что вы хотели бы узнать.
Как я сказал, я плыл к земле, и было
До боли сладко двигаться и жить.
Скитаясь по жилищам человека,
Я был разочарован, не увидев
Таких же полновластных перемен,
Какие ощутил я в мире внешнем.
Но это продолжалось только миг.
Увидел я, что больше нет насилий,
Тиранов нет, и нет их тронов больше,
Как духи, люди были меж собой,
Свободные; презрение, и ужас,
И ненависть, и самоуниженье
Во взорах человеческих погасли,
Где прежде в страшный приговор сплетались,
Как надпись на стене у входа в ад:
«Кто в эту дверь вошел, оставь надежду!»
Никто не трепетал, никто не хмурил
Очей угрюмых; с острым чувством страха
Никто не должен был смотреть другому
В холодные глаза и быть игрушкой
В руках тиранов, гонящих раба
Безжалостно, покуда не падет он,
Как загнанная лошадь; я не видел,
Чтоб кто-нибудь с усмешкой спутал правду,
Храня в своей душе отраву лжи;
Никто огня любви, огня надежды
В своем остывшем сердце не топтал,
Чтобы потом, с изношенной душою,
Среди людей влачиться, как вампир,
Внося во все своей души заразу:
Никто не говорил холодным, общим,
Лишенным содержанья языком,
Твердящим нет на голос утвержденья,
Звучащий в сердце; женщины глядели
Открыто, кротко, с нежной красотою,
Как небо, всех ласкающее светом, —
Свободные от всех обычных зол,
Изящные блистательные тени,
Они легко скользили по земле,
Беседуя о мудрости, что прежде
Им даже и не снилась, — видя чувства,
Которых раньше так они боялись, —
Сливаясь с тем, на что дерзнуть не смели,
И землю обращая в небеса;
Исчезли ревность, зависть, вероломство
И ложный стыд, торчащий из всего,
Что портило восторг любви — забвенье.
Суды и тюрьмы, все, что было в них,
Все, что их спертым воздухом дышало,
Орудья пыток, цепи, и мечи,
И скипетры, и троны, и тиары,
Тома холодных, жестких размышлений,
Как варварские глыбы, громоздились,
Как тень того, чего уж больше нет, —
Чудовищные образы, что смотрят
С бессмертных обелисков, поднимаясь
Над пышными гробницами, дворцами
Тех, кто завоевал их, — ряд эмблем,
Намек на то, что прежде было страхом, —
Видения, противные — и богу,
И сердцу человека; в разных формах
Они служили диким воплощеньем
Юпитера, — мучителя миров, —
Народности, окованные страхом,
Склонялись перед ними, как рабы,
С разбитым сердцем, с горькими слезами,
С мольбою, оскверненной грязью лести —
Тому, к кому они питали страх;
Теперь во прахе идолы; распались:
Разорван тот раскрашенный покров,
Что в дни былые жизнью назывался
И был изображением небрежным
Людских закоренелых заблуждений;
Упала маска гнусная; отныне
Повсюду будет вольным человек,
Брат будет равен брату, все преграды
Исчезли меж людьми; племен, народов,
Сословий больше нет; в одно все слились,
И каждый полновластен над собой;
Настала мудрость, кротость, справедливость;
Душа людская страсти не забудет,
Но в ней не будет мрака преступленья,
И только смерть, изменчивость и случай
Останутся последнею границей,
Последним слабым гнетом над движеньем
Души людской, летящей в небеса, —
Туда, где высший лик звезды блистает
В пределах напряженной пустоты.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Сцена. — Часть леса вблизи пещеры Прометея. — Пантея и Иона спят; в течение
первой песни они постепенно пробуждаются.
Голос незримых духов
Звезды, бледнея, ушли,
Свет их потух;
Солнце вдали,
Их быстрый пастух,
В выси голубой
Блеском своим
Гонит стада их домой, —
Встает в глубине рассвета,
Метеоры гаснут за ним
В волнах голубого света,
И близкие звезды к далекой звезде
Спешат, отдаваясь предутренним играм,
Толпятся, как лани пред тигром.
Но где же вы? Где?
Длинный ряд темных форм и теней смутно проходит с пением.
Идем мы к забвенью,
Несем к погребенью
Отца отошедших годов;
Уносим мы в вечность
Времен бесконечность,
Мы тени погибших Часов!
Не зеленью тиса,
Не сном кипариса,
А мрачностью мертвых цветов, —
Не светлой росою, —
Почтите слезою
Царя отошедших Часов!
Скорее, скорее!
Как тени, бледнея,
Бегут пред сиянием дня,
Небесной пустыней,
Бездонной и синей,
Развеются в брызгах огня, —
Так пеной мы таем,
Бежим, пропадаем
Пред чадами лучшего дня;
И ветры за нами
Чуть плещут крылами,
Чуть плещут, крылами звеня!
Кто там шествует толпой?
То минувшие Часы
Мчатся длинною тропой
В свете гаснущей росы.
Ушли.
Вон уж там, вдали, вдали,
Обогнали молний свет, —
Лишь сказали мы, их нет.
Ушли, но куда? К Небесам? Или к морю огромному?
Ушли навсегда к невозвратному, к мертвому, к темному.
Голос незримых духов
Сбираются тучи и тают,
И звездные росы блистают,
Редеет туман,
Высоты безмолвны,
Встал Океан,
Пляшут шумящие волны;
В синей воде
Рождается грохот,
Панический хохот.
Но где же вы? Где?
Бессмертные сосны-громады
Поют вековые баллады;
Их голос могуч,
Звенят их вершины;
Плещется ключ,
Музыке внемлют долины,
Радость везде,
В восторге истомы
Рождаются громы.
Но где же вы? Где?
Заклятия духов Земли и Лазури
Порвали узорное кружево сна;
Мы спали глубоко в дыхании бури.
Глубоко: где спит глубина.
Над нами во мраке склонялись виденья,
Бежали столетья, враждою полны,
И мы открывали глаза на мгновенье,
Чтоб встретиться с правдой —
Страшнее, чем сны.
Любовь позвала нас, и мы задрожали.
Внимали мы лютне Надежды во сне,
И, веянье Власти услышав, бежали —
Как утром волна убегает к волне.
Носитесь, кружитесь по склонам зефира,
Пронзайте напевом немой небосвод,
Чтоб день торопливый не скрылся из мира
В пещере полночной, за дымкою вод.
Когда-то Часы беспощадной толпою,
Голодные, гнали испуганный день;
Теперь он не будет долиной, ночною
Бежать, как бежит полумертвый олень.
Сплетем же, сплетем полнотою певучей
И песни и пляски в живое звено,
Чтоб духи блаженства, как радуга с тучей,
С Часами сливались.
Сливались в одно.
Толпятся Духи разума людского,
Закутаны, как в светлую одежду,
В гармонию напевов неземных!
В восторге своем
Мы пляшем, поем,
И дикие вихри свистят;
Так с птичьей толпой
Над бездной морской
Летучие рыбы летят.
Откуда вы мчитесь? Безумен ваш взгляд!
На ваших сандалиях искры горят,
Стремительны крылья, как мысли полет,
Во взорах любовь никогда не умрет!
Из людского ума,
Где сгущалася тьма,
Где была слепота без просвета;
Там растаял туман,
Там теперь океан,
Небеса безграничного света.
Из глубоких пучин,
Где лишь свет — властелин,
Где дворцы и пещеры — хрустальны,
Где с воздушных высот
Вьется Дум хоровод,
Где Часы навсегда беспечальны.
Из немых уголков,
Где в прозрачный альков
Никогда не заглянут измены;
Из лазурной тиши,
Где улыбки Души
Зачаруют, как песня сирены.
Где Поэзии свет,
Где Скульптуры привет,
Где Наука, вздохнув от усилья,
Ключевою водой
И росой молодой
Освежает Дедаловы крылья.
За годами года
Нам грозила беда,
И с тоскою мы ждали блаженства,
Но в траве островов
Было мало цветов,
Полумертвых цветов совершенства.
А теперь наш полет
Человеческий род
Орошает бальзамом участья,
И любовь из всего
Создает торжество,
Создает Элизийское счастье.
Хор Духов и Часов
Сплетемте ж узоры мелодий певучих;
С небесных глубин, от пределов земли,
Придите, о Духи восторгов могучих,
Чтоб песни и пляски устать не могли;
Как дождь между молний проворных и жгучих,
Мы будем блистать в золотистой пыли,
Мы будем как звуки поющего грома,
Как волны, как тысячи брызг водоема.
Мы закрытую дверь
Отомкнули теперь,
Мы свободны, свободны, как птицы;
По высотам летим,
За звездою следим,
Догоняем сверканье зарницы.
Мы уходим за грань;
Многозвездную ткань
Разрываем в бездонной лазури;
Смерть, и Хаос, и Ночь
Устремляются прочь,
Как туман от грохочущей бури.
Наш могучий полет
Всем Дыханье дает,
И Любовь улыбается Неге;
Звезд играющий рой,
Свет и Воздух с Землей
Сочетаются в огненном беге.
В пустоте мы поем
И чертог создаем,
Будет Мудрость царить в нем, светлея;
Возрожденья хотим,
Новый мир создадим,
Назовем его сном Прометея.
Рассыпьте, как жемчуг, гармонию слов,
Одни оставайтесь, умчитесь другие;
Нас манит за небо, за ткань облаков;
Нас держат, к нам ластятся чары земные;
Мы быстры, мы дики, свободны во всем,
Мы новую землю мечтой создаем,
У неба не просим ответа;
Мы шествуем тихим и ясным путем,
И Ночь обгоняем, и День мы ведем,
Мы — Гении чистого света;
Мы вьемся, поем, — и являются сном
Деревья, и звери, и тучи кругом,
И в хаосе дышат виденья;
Мы вьемся вокруг океанов земли,
И горы, как тени, под нами легли, —
Созвучия нашего пенья.
Хор Часов и Духов
Рассыпьте, как жемчуг, гармонию слов,
Одни оставайтесь, умчитесь другие;
Для нежной любви мы сплетаем покров,
Мы всюду несем откровения снов,
Несем облака дождевые.
Но разве ты не слышишь,
Как дышит сладость нежности минувшей?
О, слышу! Так зеленые холмы
Смеются миллионом светлых капель,
Когда гроза, промчавшись, отзвучит.
И вновь, пока беседа наша длится,
Кругом встают иные сочетанья
Певучих звуков.
То напев чудесный.
То музыка грохочущего мира,
Летящего по воздуху немому
И в ветре зажигающего звуки
Эоловых мелодий.
Слушай, слушай!
Еще звучат стихающие звуки,
Пронзительно-сребристые напевы,
Чаруют душу, с чувствами живут
Одним созвучьем братским, точно звезды,
Что в воздухе зимы кристальной светят,
Глядя на лик свой в зеркале морей,
Но видишь, там, среди ветвей нависших,
Раздвинулись прогалины в лесу,
Средь мхов густых, с фиалками сплетенных,
Один ручей раскинул два теченья,
И два ключа спешат, как две сестры,
Чтоб встретиться с улыбкой после вздохов.
Там два виденья в блеске непонятном
Плывут в волнах магических мелодий,
Что все звончей, настойчивей звучат
Во мгле земли в безветрии лазури.
Я вижу, колесница быстро мчится,
Как та ладья тончайшая, в которой
По тающим волнам глубокой ночи
Мать месяцев уносится на Запад,
Когда встает от междулунных снов,
Обвеянных покровом нежной дымки.
И темные холмы, леса, долины
Отчетливо из этой мглы растут,
Как тени в светлом зеркале у мага;
Ее колеса — тучи золотые,
Подобные громадам разноцветным,
Что гении громов молниеносных
Над морем озаренным громоздят
В тот час, как солнце ринется за волны;
Как будто ветром внутренним гонимы,
Они растут, и катятся, и блещут;
Внутри сидит крылатое дитя,
Его лицо блистает белизною
Нетронутого снега; перья крыльев —
Как пух мороза в солнечных лучах;
Сквозь складки перламутровой одежды
Воздушно-белой дышит красота
Лучисто-белых членов; кудри — белы,
Как белый свет, рассыпанный по струнам,
Но взор двух глаз — два неба влажной тьмы,
Как будто Божество туда излилось,
Как буря изливается из туч,
И стрельчатых ресниц густые тени
Холодный светлый воздух умягчают;
В руке того крылатого дитяти —
Дрожащий лунный луч; с его конца,
Как кормчий, сходит правящая сила,
Ведя по тучам эту колесницу,
Меж тем как тучи мчатся над травой,
Над царством волн, цветов, и будят звуки
Нежней, чем звон поющего дождя.
А из другой прогалины стремится,
С гармонией кружащихся циклонов,
Иная сфера, — сотни тысяч сфер
Как будто в ней вращаются, — кристаллы
Могли бы с ней по плотности сравниться,
Но сквозь нее, как сквозь простор пустой,
Плывет сиянье, музыка: я вижу,
Как тысячи кругов, один в другом,
Один легко летящий из другого,
Сплетаются, пурпурно-золотые,
Лазурные, играющие светом.
То белым, то зеленым; сфера в сфере;
И каждое пространство между ними
Населено нежданными тенями,
Какие снятся духам в глубине
Безжизненных просторов, чуждых света;
Но каждая из тех теней прозрачна,
И все они вращаются, кружатся,
В богатстве направлений разнородных,
На тысяче незримых тонких осей,
И с силой быстроты, в себе самой
Рождающей и гибель и начало,
Настойчиво, торжественно стремятся,
И смешанностью звуков зажигают
Разумность слов, безумие напевов;
Вращением могучим сложный шар,
Как жерновом, захватывает воды
Блестящего ручья, дробит их мелко,
Из них лазурный делает туман —
На свет похожей тонкости стихийной;
И дикий аромат лесных цветов,
Богатство песен воздуха, деревьев,
Живых стеблей, листов переплетенных,
С их светом переливно-изумрудным,
Источник