Они гуляли по чистым прудам

Они гуляли по чистым прудам

Юрий Маркович Нагибин

Чистые пруды… Для иных это просто улица, бульвар, пруд, а для меня – средоточие самого прекрасного, чем было исполнено мое детство, самого радостного и самого печального, ибо печаль детства тоже прекрасна.

Было время, я знал там каждую скамейку, каждое дерево, каждый куст крапивы возле старой лодочной станции, каждую световую надпись «Берегись трамвая!», мигающую красным на переходе. У Телеграфного переулка в слове «Берегись» три последние буквы не загорались, получалось красиво и загадочно: «Берег трамвая». И сколько же свиданий назначалось на этом берегу! Мы, мои сверстники и я, не береглись трамвая, как в дальнейшем не береглись жизни. Мы перебегали рельсы наперерез трамваю перед самой тормозной решеткой, садились и спрыгивали только на ходу, промахивали все Чистые пруды, повиснув на подножках, обращенных к железной ограде бульвара, стоя и сидя на буферах, а то уцепившись сзади за резиновую кишку и ногами скользя по рельсу. Веньке Американцу – он носил клетчатую кепку с пуговкой – отрезало ноги. Он умер по пути в больницу от потери крови, в полном сознании. «Не говорите маме», – были его последние слова. Нас не остерегла Венькина гибель, напротив, мы восхищались его мужеством и считали делом чести не отступать. Для нас, городских мальчишек, трамваи были тем же, чем волки и медведи для ребят таежной глуши, дикие кони для детей прерии. Дело шло напрямую: кто кого? И думаю, мы не были побежденными в этой борьбе…

Чистые пруды – это чудо первого скольжения на коньках, когда стремящиеся лечь плашмя «снегурочки» становятся вдруг послушными, прямо, стройно режут широким лезвием снег, и ты будто обретаешь крылья. Чистые пруды – это первая горушка, которую ты одолел на лыжах, и я не знаю, есть ли среди высот, что приходится нам брать в жизни, более важная да и более трудная, чем эта первая высота. Чистые пруды – это первая снежная баба, первый дом из глины, вылепленные твоими руками, и пусть ты не стал ни ваятелем, ни зодчим – ты открыл в себе творца, строителя, узнал, что руки твои могут не только хватать, комкать, рвать, рушить, но и создавать то, чего еще не было…

Чистые пруды – это целый мир чудесных неожиданностей. Милые, скромные чудеса моего детства! С дерева спускается широкий холст, на холсте намалевана белая мраморная балюстрада, строй кипарисов, море, в море корабль с поднятыми парусами, а надо всем этим серебряная колбаса – дирижабль с гондолой. Уставившись на холст то слепым, черно-заколпаченным, то живым стеклянным глазом, покоится на растопыренной треноге коричневый деревянный ящик, который за десять минут может подарить тебе твое изображение на фоне моря, среди кипарисов, с дирижаблем над головой. Для этого нужно, чтобы маленький чернявый человек, одетый зимой в жеребковую куртку, кубанку и бурки, а летом щеголяющий в тенниске, тюбетейке, парусиновых брюках и сандалиях на босу ногу, усадил тебя под кипарисы, затем припал к аппарату, накрыл себя черной тряпкой, резко крикнул: «Спокойно, снимаю!» – после чего, сняв колпачок с выпуклого глаза аппарата, описал рукой плавный круг и вновь прикрыл глаз. Да, чуть не забыл: еще этот человек, прежде чем снять колпачок, говорил: «Смотрите сюда, сейчас вылетит птичка». Он говорил это, когда я, четырехлетний, сидел перед глазком аппарата на коленях у отца и разрыдался оттого, что птичка не вылетела; он говорил это, когда я, дошкольником, снимался на лыжах под кипарисами и все еще надеялся, что птичка вылетит, и когда я был школьником с козелковым ранцем за плечами и уж не ждал никакой птички; он говорил это, когда в канун окончания школы, в преддверии разлуки, я снимался у него с Ниной Варакиной и опять на миг поверил, что птичка наконец вылетит…

На Чистых прудах ходили китаянки с крошечными ступнями, оставлявшими на песочных дорожках бульвара детский, лишь более глубокий след. Мы нередко отыскивали их по этому следу: китаянки продавали бумажные фонарики, мгновенно сгорающие, едва вставишь в них свечку; голубые, красные, желтые, оранжевые шарики на длинных резинках, набитые опилками, эти шарики чудесно подскакивали на резинке, возвращаясь прямо в ладонь, но удивительно скоро начинали сочиться опилками, съеживались и умирали; трещотки на спичке с сургучной головкой; причудливые изделия из тонкой сухой гофрированной цветной бумаги: с помощью двух палочек им можно было придать различную форму, от шара до улитки, но существование их отличалось, увы, такой же мотыльковой краткостью.

С китаянками соперничали продавцы воздушных шаров; когда шар выдыхался или лопался, начиналась его вторая, куда более увлекательная жизнь: мы выдували из лоскутьев крошечные пузырики и звонко давили их о лбы и затылки друг друга; продавцы вафель и мороженого, постного сахара и красных леденцовых петухов – самого стойкого товара на веселом Чистопрудном торжище; такого петуха можно было сосать с утра до ночи, он не уменьшался, только красил пунцовым губы и язык. А раз появился там ослик с длинными лысыми ушами и бесконечно грустным взглядом. Но мы заездили его в неделю, и ослика не стало…

Чистые пруды – столбовая дорога нашего детства. На Чистые пруды водили нас няньки, по Чистым прудам ходили мы в школу и на Главный московский почтамт: он шефствовал над нашей школой. Мы ходили туда в ранние утренние часы, чтобы собирать бумажный утиль в его просторных, тихих залах, где нежно шуршали ролики конвейеров, развозящих по этажам письма в конвертах, пакеты с красными сургучными печатями, кипы брошюр и газет. Утиль мы сдавали во дворе весовщику, он шмякал наши мешки на большие весы с гирями и вручал нам квитанцию. По вечерам мы ходили сюда, чтобы работать в столярной мастерской; мы сколачивали ящики для рационализаторских предложений рабочих и служащих почтамта, выпиливали лобзиком из тонкой фанеры карикатурные портреты прогульщиков, склочников, бузотеров к вящему их позору. По Чистым прудам мы ходили в кино «Маяк» – самую плохую и дешевую киношку во всей Москве. Экран там заменяла побеленная стена, с этой стены шагнули в наше детство и кошачьи ловкий Дуглас Фербенкс, и маленькая Лилиан Гиш, и очкастый Гарри Ллойд, и до корчей смешные и чем-то щемяще жалкие Пат и Паташон, и Донна Жуанна, женщина-бретёр, и незабвенные герои «Красных дьяволят». На Чистых прудах находились наша библиотека, наш тир, наш клуб без стен, где решались наши пионерские дела, и наш райвоенкомат, откуда в сорок первом мы уходили на войну…

Чистые пруды были для нас школой природы. Как волновала желтизна первого одуванчика на зеленой кайме пруда! Нежности и бережности учили нас их пуховые, непрочные шарики, верности – двухцветное сродство иван-да-марьи. Мы ловили тут рыбу, и, бывало, на крючке извивалась не просто черная пиявка, а настоящая серебряная плотичка. И это было чудом – поймать рыбу в центре города. А плаванье на старой, рассохшейся плоскодонке, а смелые броски со свай в холодную майскую воду, а теплота весенней земли под босой ногой, а потаенная жизнь всяких жуков-плавунцов, стрекоз, рачков, открывавшаяся на воде, – это было несметным богатством для городских мальчишек: многие и летом оставались в Москве.

Не менее щедра была и чистопрудная осень. Бульвар тонул в опавшей листве, желтой, красной, мрамористой, листве берез, осин, кленов, лип. Мы набирали огромные охапки палой листвы и несли домой прекрасные, печальные букеты и сами пропитывались их горьким запахом…

Чистые пруды были для нас и школой мужества. Мальчишки, жившие на бульваре, отказывали нам, обитателям ближних переулков, в высоком звании «чистопрудных». Они долго не признавали нашего права на пруд со всеми его радостями. Лишь им дано ловить рыбу, кататься на лодке, лазать зимой по ледяным валунам и строить снежные крепости. Смельчаки, рисковавшие приобщиться к запретным берегам, беспощадно карались. Чистопрудные пытались создать вокруг своих владений мертвую зону. Мы не только не могли приблизиться к пруду, но и просто пересечь бульвар на пути в школу было сопряжено с немалым риском. Разбитый нос, фиолетовый синяк под глазом, сорванная с головы шапка – обычная расплата за дерзость. И все же никто из нас не изменил привычному маршруту, никто не смирился с жестоким произволом чистопрудных захватчиков. Это требовало характера и воли: ведь достаточно было сделать маленький крюк, чтобы избежать опасности. Но даже самые слабые из нас не делали уступки страху.

Источник

Чистые пруды «глазами нормального человека»: вдоль бульваров

Чистые пруды — район, где годами по ночам собирались маргиналы, а днем и вечером сотрудники ВТБ и местные жители искали роскошных развлечений. Это не помешало тому, чтобы в окрестностях прудов появились нормальные места, где интересно нормальному человеку. «Ваш досуг» обошел все окрестности и делится с вами приятным прогулочным маршрутом, который обязательно поможет вам найти что-то фактурное и взглянуть на знакомый район другими глазами.

Район Чистых прудов насыщен внутренней жизнью, имеет долгую историю и предлагает гуляющему, как минимум, четыре маршрута. Представьте, что вы стоите у метро «Чистые пруды», у наземного павильона со странными буквами «МЕТРО» на крыше (кстати, они сохранились с 1935 года, с момента открытия станции). От этого здания вы можете пойти по линии наименьшего сопротивления — туда же, куда и все — по бульвару, мимо пруда, к Покровке. Можете проявить оригинальность, преодолеть несколько переходов и отправиться по бульварам в противоположную сторону, к Пушкинской. Можете перейти налево, к Главпочтамту и Чайному дому, или направо, к Макдональдсу, и идти к Красным воротам. Для начала мы проводим вас в двух направлениях, самых очевидных. И недалеко — здесь слишком много точек силы, и сил описать все в одной статье у нас не хватит.

САМ ЧИСТОПРУДНЫЙ БУЛЬВАР

То есть, зеленые насаждения, лавочки, пруд, спортклуб, ресторан и памятник Абаю, у которого собирались рассерженные в 2012 году — это декорации. А круглосуточный спектакль — это люди, которые поют, пьют, танцуют, гуляют с собаками, валяются на лавках, фланируют вызывающе одетыми. Это место в Москве больше всего похоже на Гайд-парк, но год на год не приходится, активность масс имеет свои приливы и отливы — возможно, в этом году придется довольствоваться псевдо-ирландскими вокальными коллективами.

ГУСЯТНИКОВ

Переходим на сторону Макдональдса, но не спешим двигаться вдоль бульвара по улице, а заходим в первую параллель — в Гусятников переулок. Здесь, по правую руку, нас ждет настоящая «Испанская лавка» с хамонами и запрещенными сырами, с терпкими испанскими винами и нормальным таким барселонским копеечным бизнес-ланчем. И все это так хорошо, что здесь столуется администрация алко-буфета «Рюмка» , расположенного ровно напротив.

Кроме того, Гусятников знаменит рыцарем на фасаде псевдоготического доходного дома М.О. Эпштейна за номером 11. Всего таких рыцарей в Москве семь, они украшают постройки 1911-1913 годов и якобы расположены на карте города с умыслом (на самом деле, нет).

ЧИСТОПРУДНЫЙ, ЛЕВАЯ СТОРОНА

Доходим до конца Гусятникова, берем правее и возвращаемся к бульвару. Здесь в доме д.9 с.1 вас ждет стритвирный магазин Yolo с бравыми кепками и хипхоп-шмотом (вход со двора). Далее следует тихое место «Кофе Пью» с библиотечным залом (книги можно брать и оставлять свои взамен) и открытой кухней, где часто проходят съемки кулинарных блогеров или просто открытые уроки жарки и парки. Здесь идеально назначать встречи: днем тихо, кофе приличный.

Следующее место по левой стороне Чистопрудного бульвара — комиссионный «Мечта» , старомосковское колоритное место. А за ним — арка, через которую московская молодежь ходит набираться ума в книжный магазин «ЧиталКафе» (в просторечии «Читалка», ул. Жуковского, 4с1), где представляет свою картину мира через историю религии однозначно великий лектор Константин Михайлов.

Мы остановимся на еще одном источнике знания, большой городской библиотеке Достоевского (Чистопрудный, 23), где можно бесконечно сидеть со своим ноутбуком и бесплатным интернетом, одним ухом слушая чью-то лекцию или ридинг-группу. Дальше начинается Покровка с ее прелестями, а это — тема отдельной статьи.

ЧИСТОПРУДНЫЙ, ПРАВАЯ СТОРОНА

От наземной красивой станции метро переходим к Главпочтамту и движемся опять же в сторону памятника Достоевскому и пруда. Первый же поворот направо, Архангельский переулок, ведет к Антиохийскому подворью , а значит — к Меншиковой башне, ныне кривоватой, но оттого не менее культовой. Когда-то она была самым высоким зданием Москвы, через обсерваторию которой Кремль держал связь с пригородом, была домом для иконы Богоматери, написанной апостолом Лукой, и масонской ложей тоже была. Башня претерпела так много, что ради нее стоит взять экскурсию — и вскроется вся тайная истории России и человеческой психологии. От башни можно уходить в хаотические прогулки переулками и получать удовольствие, не глядя на карту.

В процессе легко можно набрести на рюмочную «Свобода» (Кривоколенный пер., 14 с1), на сросшиеся заведения «Одесса Мама» и «Хачапури» (Кривоколенный пер., 10 с5) с одной из самых популярных летних террас в кругах московской интеллигенции. Секрет успеха в том, что раньше на этом месте располагалась легендарная «Билингва», книжный магазин с рестораном и лекторием, куда местные умники ходили как на работу. Тут же рядом вы найдете крайне молодежную кофейню KK 12/10 и китайскую закусочную Noodle Shop Chiho .

В вышеупомянутом Архангельском переулке, в подвале дома 7 с1, круглосуточно работает антикафе Time Club «Убежище» , место, где платят не за еду, а за проведенное в кафе время. Сюда ходят любители настолок и покера. Последнее вроде бы только по пятницам. Неподалеку есть еще несколько антикафе — например, CheckPoint (Мясницкая ул., 17 с2), «Зеленая дверь» (Милютинский пер., 19/4, с1), Wooden Door (Милютинский пер., д.6 с 1). Так что выбор есть.

Если переулки и религия вас не интересуют, и вы прошли по правой стороне бульвара дальше, скоро вы увидите сербское кафе «Марков двор» , две главные мужские парикмахерские Москвы «Chop-Chop» и «Mr. Right» (что побудило барбершопы обосноваться по одному адресу Чистопрудный бул., 12 — бог знает), старейшее вегетарианское кафе города «Авокадо» (открылось, когда никто еще толком не понимал, чем вегетарианцы отличаются от веганов, и не боролся с пластиком) и рыбный рай «Старик и море» рядом с временно прикрытым кинотеатром «Ролан», тоже весьма древним, овеянном легендами. Наверное, самое дешевое приличное рыбное место в Москве. Придется постоять и поискать столик.

МИЛЮТИНСКИЙ

Возвращаемся к метро. Переходим к Почтамту, потом в театру Et Cetera, углубляемся в Бобров переулок за ним, доходим до его конца и попадаем в квартал Милюта . Художнический сквот «Еще не открытое пространство» создал славу Милютинскому переулку и закрылся для праздношатающихся — теперь туда можно прийти только по личному приглашению, как в любой приличным дом.

Но место стало намоленным до такой степени, что в ближайшей подворотне открылся крошечный паб с кафелем на стенах. Он называется «Делай культуру» (Милютинский пер., 15 с 1) и зажат между двумя домами. Посетителей в нем обычно так много, что в любое время года они вываливаются в подворотню и стоят там часами, обсуждая судьбы мира.

МЯСНИЦКАЯ

Следующий маршрут строится от Почтамта в сторону Лубянки. Здание возведено в 1911 году по мотивам Парижского почтамта, да так основательно, что до сих пор не требует ремонта. Изначально именно здесь был нулевой километр, ведь отсюда отправлялись письма во все стороны света.

На другой стороны улицы — чрезмерно нарядный китайский домик, магазин «Чай-кофе» (Мясницкая ул., 19). Зайдите внутрь, рассмотрите потолки и вазы, интерьер восстановлен во всех подробностях.

На этой же стороне чуть дальше дом со львом, роскошный, из старой жизни, некогда поделенный на коммуналки, где квартировалось много замечательных персонажей. Примерно перед ним, на другой стороне улицы — проход внутрь, во дворик. В левом дальнем углу его находится ресторан «Петрович» (Мясницкая ул., 24/7 с3) с рисунками карикатуриста Бильжо, чудом сохранившийся артефакт 90-х. Собственно, типичный «совок» Петрович — это персонаж, выдуманный Андреем Бильжо для «Коммерсанта». Вокруг его личности и похождений была создана эстетика клуба-ресторана.

Если нырнуть в арку по правую руку от «Петровича», можно попасть в тайный крафтовый бар «Сосна и липа» (Мясницкая ул., 24/7 с1), еще один субкультурный квазицентр столицы. Здесь уже хочется извиниться наконец: вся жизнь города вьется вокруг мест, где кормят и поят. Здесь собираются лучшие люди, презентуют свои книжки, смотрят фильмы и рассуждают о них, иногда смешивают коктейли, иногда ставят свою музыку.

Источник