Пролетая над кукухой. Моё лето любви.
Кино кино рознь. Бывают фильм расчитанные на погружение и созерцание. Отчасти это кино такое. Знаете, я люблю такое.
Начнем с начала. С подбора актеров. В меня папало все. Мона действительно похожа на молодую Джоконду. Блант, в роли Тэми, обладая неестественной нелощеной голливудский красотой прекрасна. Фил, отталкивающий, его глаза в фильме светяться странностью. В основном мы больше ничьих лиц и не видим. Это правильно. Ведь на самом деле фильм о трех обманах. Об одном обычном, об одном само, об одном всех и самоподряд.
Но начать хочется с картинки. В любом фильме для меня главное настроение и атмосфера, а как итог погружение. Я верю этим героям и этому лету. Мастерски показанные сцены, натура — весь визуал. Это конечно уровень. Опять операторы показали класс.
История короткая и обыденная. Посмотрите как показано неравенство героинь — снова без претензий и навящества. Одна аристократка на лошади, другая простушка на мопеде без мотора. И нигде в фильме нет заострения неравенства.
Все очень мирно и закономерно.
Между тем в картине четко прослеживается категоричная антиподичность происходящего. Смотрите. Брат (Фил) в бывшем зека в глазах предпрелогаемого Бога сначала совершал грехи, а теперь стал праведником. Напротив, его сестра в то время была ребенком, а теперь пьет, трахается в машинах, гомосексуальничатает, гадает, ест грибы, совершает антиобщественные поступки. И все это вопреки словам брата :» Я молюсь за нее и он слышит мои молитвы!». Практика показывает, что не слышит.
И в процессе фильма нам предлагают простое объяснение, Тэми — зло.
А она просто играет, это своего рода так же зло, но недостаточное для убийства. Мона его не совершает, она преподает урок — нельзя играть с чувствами других. Человек имеет право на ложь, но в пределах своей жизни. Нельзя играть с чувствами других.
В итоге. Фил обманывает себя, но не может обмануть близких, Мона обманута и обманывается в виду социального неравенства. Тэми обманывает ради игры. Кто антигерой? Все кроме Моны.
Надеюсь в комментах поговорим о явном антимужском посыле фильма)
Ксения Комарова
Иногда кино не торопится. Иногда кино не торопится, потому что ему нечего сказать. «Мое лето любви» ничего говорить и не пыталось. Даже не начало. Полтора часа режиссер листал перед нами буклет с сельскими видами и красивыми девушками в разных позах, с волосами вразлет и на лице, в ярких платьях и без них. А потом все кончилось так же, как и началось, то есть никак.
Вот уж не первый блог я ворчу, мне всё не нравится, фильмы не удовлетворяют. Как говорилось в одном из законов Мёрфи: если у всех что-то не так с Биллом, это исключительно проблема Билла. Я люблю динамичное кино с ярко выраженной драмой (и вообще супергеройское, космооперы, кассовые триллеры), меня мутит от любой статики. В «Моем лете любви» есть только одна форма динамики: герои мастерски переобуваются в воздухе. Реального движения нет ни на уровне характеров, ни на уровне сюжета. Характер отличается от позы тем, что у него есть история. Поза состоит из внешних фактов. Здесь позу формировала исключительно эстетика кадра.
Перед нами три героя и три формы одиночества. Мона одинока в любви, ее брат Фил пытается работать с социальным одиночеством, а у Тэмзин одиночество творческое. Тэмзин является двигателем сюжета и источником всех смен картин: она появляется то ли как Боудикка, то ли как леди Годива на белом коне (коня потом убирают за ненадобностью), а в конце тонет то ли как Офелия, то ли как Ди Каприо. В этом много позы и мало характера. Скука, толкнувшая ее на любовную авантюру, показана лишь косвенно, и вообще, чтобы додуматься до такого развернутого сценария, какой она впарила Моне, надо иметь психопатологические черты. Но их нет в фильме, кроме крошечной сцены с улыбкой в окне. Объяснение, которое нам дает сценарий – «играла, наигралась», – кажется мне неудовлетворительным. Именно недостаточность психологической достоверности превращает фильм в буклет, каталог флоры и фауны, коллекцию закатов и рассветов.
Что касается Моны и Фила, их характеры сбиты покрепче, только Мона все-таки недоделана, брошена на полпути. Не хватает сюжетной оболочки: персонаж тащится за событиями, и ни одно из них не проистекает из его воли. Выпотрошена начинка – субъективность. Герой может быть функцией обстоятельств в авантюрном романе, но в драме он волеизъявитель. Пассивность тоже может быть субъективным выбором, но Мона не пассивна. Она выпадает из действия, потому что такова внутренняя механика этого образа – он не сшит с реальностью. У Фила есть внятная история, она убедительно рассказана – к нему почти никаких вопросов. Единственное, хотелось бы флэшбеков хотя бы в виде фотографий, картин или деталей. Там, где нам дают мало сюжетного мяса, надо добирать символикой.
Сама драма хлипкая и сделана почти на коленке: как будто сверху, над визуальным рядом. Простушка полюбила богатую обманщицу. Любовь и секс показались мне лишними – тот же накал страстей бывает и в обычной дружбе. Девушки, конечно, обаятельные, мысли о сексе лезут сами собой, но come on, друзья, предательство друга гораздо хуже. То, что является закономерным и простительным в любви – обман ради сближения и быстрого удовольствия – в других отношениях выглядит вероломной атакой, жестокостью. Кажется, что люди уже разучились понимать любовь вне сексуальной сферы, она неубедительна и заурядна. А по мне, так однополых отношений в фильме как раз и не показано, нет ни химии, ни физики реальной любви. Так, легкий флер старых повесток. Ну, и зрителей-мужчин надо как-то на сентиментальные мелодрамы завлекать.
Вернусь ненадолго к теме одиночества. Наверное, лето – то время, когда его хочется меньше всего. Все три главных героя предельно инфантильно смотрят на отношения, строя их от обратного, по логике «назло мамке уши отморожу». Хорошо, что это не показали как добродетель – драматическое разрешение было естественным и правильным. Любое одиночество – самообращенная структура, неосознанная добровольная изоляция в состоянии, которое подсознательно оценивается как непродуктивное. В фильме это отчасти удалось выразить – но так, мазками. Там всё мазками: портреты, пейзажи, интерьеры. Сильные намеки на прерафаэлитов. Ощущение, что нас заочно ведут по Британскому музею. Впрочем, я много от фильма требую. Мне хотелось бы увидеть одиночество в любви и любовь как одиночество. Хотелось бы истории вместо отретушированной эротики. Впору поработать с собственными ожиданиями.
И напоследок личного немного. Тряхну шершавым сундуком. Однажды я познакомилась с интересным явлением – дырой в сердце. Ощущалось это как расслоение волокон, и в эту дыру дул сырой, холодный ветер с той стороны. Суть этого природного явления такова, что сначала пустота будет забиваться мусором, листьями, песком – все, что ветер натащит. А потом или волокна окрепнут, и дыра затянется, или ее заткнет огромным камнем, наглухо. Что бы ни случилось, будет больно, и лучше за таким следить. Вот Мона – не уследила. Не рефлексировала одиночество, не пыталась напрячь ни единый мускул, и прилетевший камень чуть не разорвал ей сердце. Бывает. Особенно летом. Летом даже опаснее, потому что так красиво снаружи, и так уродливо внутри. На контрасте всегда рождается если не катастрофа, то гроза.
Я как будто ищу в потемках и не нахожу.
Помните советскую песню про одинокую гармонь? Представьте августовскую ночь, тяжелые кусты, крики птиц, влажную почву. И вот в этом природном нуаре бродит, бродит одинокая гармонь в поисках элегической жертвы.
Источник
Рецензия на фильм «Мое лето любви»
«Мое лето любви» в этом году получило пять английских кинопризов и еще десять номинаций, включая голливудскую. Ну, и за что же жюри BAFTA, Эдинбурга и лондонских кинокритиков наградили несвежий, камерный и достаточно обычный фильм Павликовски про двух малолетних стерв, порезвившихся на каникулах?
Трейлер
Когда-то формула структуралистов «бинарная оппозиция» вызывала содрогание, но теперь, так и не выучив слова, мы все тупо судим по ней. «Мужики-бабы», «палачи-жертвы», «богатые-бедные», «слабые-сильные», «обманутые-врущие» и т.п. Фильм Пола Павликовски «Мое лето любви» /My Summer of Love/ (2004) подверстать к этому суждению – как нечего делать, и он тут же впишется в последние достижения «гендерного» кинематографа («Покажи мне любовь» /Fucking Amal/ (1998), «Вас не догонят» /Lost and Delirious/ (2001), «Монстр» /Monster/ (2003), «Голова в облаках» /Head in the Clouds/ (2004)). Это когда девчонки самоутверждаются, «пойдя другим путем», чтобы «за брата отомстить», и сразу – тоска зеленая. Когда все дело в лесбиянках, проще сходить к психоаналитику, нежели в кинематограф. Однако структурализм вообще-то давно умер, а «Мое лето любви» в этом году получило пять английских кинопризов и еще десять номинаций, включая голливудскую. Ну, и за что же жюри BAFTA, Эдинбурга, лондонских кинокритиков и газеты «Evening Standard» наградили несвежий, камерный и достаточно обычный фильм Павликовски про двух малолетних стерв, порезвившихся на каникулах?
Ведь не награждают уже сочинения на тему, «как я провела лето», если они всего лишь элегические, пасторальные, социальные и про «пробуждение сексуальности» среди «взрослых» наблюдений. От такого давно мутит. А фильм как раз – про разбитную рыжую (Натали Пресс), трахающуюся со взрослым мужиком в машине на обочине, после чего он ее грубо посылает: «Поигрались, и хватит. – Чего же ты раньше-то не сказал? – Что, я – дурак, что ли? – Вот свинья» . И потом она элегически бредет по лесам Западного Йоркшира, пока не добредает к утру до чьего-то богатого дома. Социально это обусловлено. Брат рыжей отмотал срок за разбой и грабеж, а папы-мамы нету. Брат подсел на религию, наследственный пивбар стал христианским приходом, и они там все молятся и возлюбляют друг друга духовно. Да туши свет – тут хоть из пушки на Луну. А в богатом доме между тем видна босоногая брюнетка (Эмили Блант). Она на виолончели умело играет Сен-Санса, и куда же деваться рыжей, кроме как в «гендерную» пастораль? Рыжая замерла под «Лебедя», потом до вечера обе валялись на траве, поверяя друг другу все самое сокровенное, зародилась чистая дружба. Правда, тем самым пастораль вступила в противоречие с социумом.
Травка зеленеет, солнышко блестит, куст ракиты над рекой, и «пусть хоть гроб с покойником внесут, я все равно не встану». Но одну обижает любовник и больше не любит брат, а другую, оказывается, тоже обижали родители, и умерла сестра. Конфликт налицо. Действительно, вскоре все подтверждается сексом: «Предашь меня – убью тебя. – А если ты меня предашь, убью тебя, потом себя» . Фильм четко выруливает на «естественное» пробуждение сексуальности среди «неестественных» взрослых. «Пасторали» остается лишь отомстить всем нелюбящим и нелюбимым, а потом убежать от «социума» за тридевять земель. Брат рыжей – волк, притворяющийся овцой, родители брюнетки – чистые функции с газетами и чемоданами. Секс, равный любви – единственная жизнь. Только финалом фильма она, как обычно, вдруг сильно осложнилась. Финал вдруг взял и порушил сексуальные девчоночьи утехи, лишая любых иллюзий, то есть с точки зрения сюжета он перевернет все кино. Нет, это, слава богу, не смерть – совсем бы уже было пошло – но не так все, не так, как казалось… С точки зрения четкости антагонизма и усугубления проблем «бедных, безграмотных, беззащитных юных особей женского пола» неожиданный финал обеспечивает катарсис. Когда все равно «нельзя отомстить, нельзя подружиться, нельзя ни на что надеяться – можно только уйти по дороге вдаль в полном одиночестве».
Тем не менее, несмотря на всю честно отработанную социально-контрастную тупость и сексо-пасторальную инфантильность фильм Павликовски все свои премии все-таки заслужил. Он вообще про другое. Это счастливый фильм. Их во всей истории кино раз-два, да обчелся. Счастье, которое удалось передать вне природных красот и молодых тел, вне «духовки» и «социалки», послав на фиг и христианство, и лесбиянство, и богатство, и бедность – это, думается, как раз то, за что его наградили. «Мое лето любви» на самом деле – бессюжетная радость рок-н-ролла двух стройных грудастых девиц под песню Эдит Пиаф «La Foule». Под эту мелодию убьешь и не заметишь, а они всего лишь потом долбанули окно папиной машины идиотской садовой скульптурой, раскрашенной под Санта-Клауса. Это радость станцованного без пуантов «Умирающего лебедя» там, где он и мог бы умереть – у озера, но вокруг виолончели, играющей его. Это также радость изгнания малолеток с дискотеки, когда им совершенно не стыдно пожилых посетителей, знающих па фокстрота, танго и вальса. Они в этот момент – не «одни против всех», а вместе, вдвоем, и нет никаких «всех». Наконец, это радость таланта.
Девчонки были талантливы, что многое объясняет. Причем если виолончель – вымученно-воспитанная, рыжая портретистка – что называется, от бога. Как и мгновениям счастья, ей больше ничего не надо. Не надо выводов, сложностей, «бинарных оппозиций». Все хорошо. Она все нарисует.
Источник