Победа моря (неполная версия, без окончания) [Сергей Тимофеевич Григорьев] (fb2) читать постранично, страница — 2
— Хочу к крестному на завод, на лодку хочу, на лоцию хочу! К адмиралу-дедушке хочу картинки смотреть!
— Еще чего? — улыбаясь и целуя сына в мокрые от слез глаза, спрашивает мать.
Мать вздрагивает и гневно сдвигает брови.
— Я тебя! Еще чего захочешь? Нянька! Где ж она?
— Есть! Вот и нянька в своем липе! — отвечает весело, вдвигаясь через дверь в комнату, матрос, невысокий, но зато широкий в плечах до того, что ему в дверь просунуться можно только боком. — Эге ж! — качая седой стриженой головой, говорит «нянька». — Благородный, а плачет! Где ж оно видано, чтоб благородные так себя аттестовали.
У матроса по локоть засучены рукава, руки запачканы красным бузинным соком и мелом.
— Ничипор, сведи уж малого до Буга, — говорит мать. — Только смотри, к воде близко не подпускай. Да не вздумай опять в лодке катать…
Стешок соскользнул с колен матери и тянет няньку вон из комнаты:
— Идем, идем. На берег! На лодку! К крестному! На рыбный завод. К Бутакову!
— Да не долго гуляйте! Орешку еще набить надо. Не набил еще орешку? — кричит вслед матросу и сыну мать в принимается, тихо посмеиваясь сама с собой, выбирать на варенье вишню» горой насыпанную на столе…
Стешок тянет матроса к Боротам.
Вместо того чтобы вести Стешка с крыльца на улицу, Ничипор поворачивает влево во двор, где над криницей [1] кусты сирени, бузины и акаций образуют тенистую беседку. Стешок напрасно упирается в землю ногами и тянет матроса за руку, чтобы придать ему правильный курс.
— Куда ты, няня Ничипор? Не туда! Идем на Ингул. Мама велела нам на Ингул.
— Мало что она еще велит! — сердито отвечает матрос. — Всякое дело порядка требует…
— Не дело, а гулять! Мама тебе велела…
— Тебе на берег итти — гулянка, а мне оно тоже дело. Эх, проклятая служба! Сразу всех дел не переделаешь. Ты слыхал? «Таз вычистил?», «Орешку набил?» Да еще забыла спросить: «А лучинки нащипал? Чем я жаровню разжигать буду?» Придем мы с тобой с Ингула, ан и варенье не сварено и пенок нет…
Приговаривая так. Ничипор берет со стола в беседке большой медный таз с рукоятью и принимается тереть его тряпкой с мелом… Снаружи таз черен от копоти, а внутри вымазан красным соком бузины.
Стешок по опыту знает, что Ничипора нельзя переспорить, но все же начинает в виде пробы осторожно хныкать. Ничипор не обращает на это внимания, как будто и не слышит. Стешок хныкнул погромче.
— Похныкай у меня еще — и совсем на реку не пойдем. Услышит мамаша, выйдет. «Ах, — скажет, — вы еще не ушли гулять, вот и гарно! Вот и прелестно! Я забыла тебе еще. Ничипор, наказать: вычистишь таз, наколешь антрациту, нащиплешь лучинки, накачай в поганую кадку из криницы волы, а то она рассохнется, да потом еще наруби в корыто крапивы гусям»… Вот тогда и будет тебе, хлопчик, гулянка!
Стешок испугался, что так и будет, если мать услышит его плач, зажал уши руками, повернулся к дому, зажмурив глаза, подглядывает: не вышла ли мать на плач…
— Ты вроде птицы Штрауса, — усмехаясь, говорит Ничипор, надраивая таз. — Мы на «Гайдамаке» в Алжире стояли, так я в зверинце видал птицу Штрауса. Большая птица. Шибко бегает. Сядет на нее мавр верхом и арапа конного обгоняет. А почитается Штраус глупой птицей: испугается чего, хочет укрыться от беды, спрячет голову в куст, а сам весь наружи. И про людей, кто закрывает на беду глаза, а от пушки уши затыкает — словом, прячет голову в куст. — сказать можно: похож ты на глупого Штрауса.
Стешок повертывается к Ничипору и начинает кричать благим матом, не оттыкая ушей. Ничипор с досадой плюет в таз и доводит его сухой чистой тряпкой до солнечного блеска. Стешок видит по губам Ничипора, что тот говорит. А уж если Ничипор говорит, так, верно, что-нибудь очень занятное. Стешок кричит потише и чуть-чуть оттыкает уши.
— Такие Штраусы встречаются и меж большими людьми, хотя нас и учат «бесстрашно глядеть в глаза опасности» Конечно, оно так и следует. Штраусом не будь: смело гляди в глаза беде, ла и ушей не затыкай. Хуже будет. Орешь, заткнувши уши. — белу зовешь.
— Какой Штраус? — спрашивает Стешок, поняв, что пропустил нечто весьма любопытное, и, очень крепко зажав уши, смотрит Ничипору в рот.
— Ну вот, хлопчик, и накликал беду! — сердито буркнул Ничипор.
Стешок оглянулся. На крыльце стояла мать и звонко кричала:
— Смотрите, добрые люди? Он все еще прохлаждается. И дитя плачет, и антрацит не набит, и лучина не нащипана, и поганая кадка пустая… А я уже так считала, что вы нагулялись, домой идете с реки… И еще гусям месиво не готово…
— Да и поросенка, хозяйка, нынче не мыли! — угрюмо
Источник
Григорьев победа моря читать 4 класс
Ответств. редактор Я. Максимова, Художеств, редактор С. Содомская. Технич. редактор В. Артамонов.
Коректоры А. Враныч и Е. Трушковская. Подписано к печати 20/XI 1946 г. 5 печ. л. (4.4 уч. изд. л.). 37 000 зн в печ. л. Тираж 150 000 экз. А10960. Заказ № 2715. Цена 1 р. 50 к.
Фабрика детской книги Детгиза. Москва. Сущевский вал, 49.
ОТЦОВСКАЯ ЗАБАВА
Отец схватил Стешка в охапку и подкинул выше своей головы.
— Держись! — крикнул отец и запел на плясовой напев:
Любимая игра: Стешок, лежа грудью и животом на ладони поднятой вверх правой руки отца, когда отец поет «полетели», трепещет руками, изображая порхающего жаворонка. При словах «доплыли, поплыли» полагалось загребать воздух руками и по-лягушечьи брыкать ногами, подражая пловцу. Еще недавно Стешок отдавался этой игре беспечно, с упоением, а теперь у него замирало от страха сердце.
Рука у отца сильная, ладонь с крепкими пальцами, широкая. Он все время следит, чтобы Стешок не скувырнулся, удерживая его в равновесии с ловкостью балаганного гимнаста. Похоже ли это на самом Деле на вольный полет птицы в пустом просторе высоты или на то, как люди плавают. — Стешок судить не мог. Он доверялся силе и ловкости отца; его прельщало то, что телу делалось легко и зыбко.
— Ах, ах! — вскрикивала а испуге мать, воздевая к небу руки когда Стешок начинал чересчур усердно махать «крыльями» в надежде оторваться от руки отца и взмыть вверх соколом или с чрезмерной силой начинал работать ногами, думая и в самом деле уплыть по небывалой воде.
Внезапно Стешок чувствовал, что опора отцовской руки исчезает и, сколько ни маши «крыльями» и ни загребай руками, приходится итти ко дну… Пожалуй, это в игре самое приятное, зато и страшно! Над полом отец ловко хватает сына обеими руками не дав стукнуться, и ставит на ноги…
Тонуть еще лучше, еще веселее, чем летать или плавать. В последний раз Осип Федорович не справился, и Стешок больно ударился босыми пятками об пол и заревел.
Мать подхватила его на руки и, растирая ноги сына, гневно бранила отца:
— Доигрались! Хлопец уж большой, а он для вас все игрушка, ваше благородие…
— Да, брат Степан, тяжеленек ты стал. — говорит отец, ероша волосы на голове Стешка. — Вырос. Довольно: поплавали, полетали, — будет с нас. Шабаш! На службу пора.
Стешок заревел громче, но не от боли, а от досады: неужели веселой игре пришел конец?! Ни летать, ни плавать, ни тонуть больше не придется… Одцако Стешок уже знает повадки больших людей и пользуется случаем что-нибудь выплакать. Не много, не мало, а что-нибудь ла можно выгадать.
— «Тонут, тонут»! — кричит он сквозь слезы, вырываясь из объятий матери, и, умоляя, протягивает руки к отцу.
— Нет уж, брат? Раз мать не велит — кончено. Баста. Отменяется раз и навсегда. У нас строго!
Стешок закатывается плачем, закрывает ладонями то глаза, то уши и притом начинает притворно икать, поглядывая уголком глаза из-под руки на отца.
— Хочешь папушника с медом? — шепчет на ухо Стешку мать.
— Не хочу! Хочу «поплыли, полетели»! — кричит Стешок и затыкает уши.
— Не хочу! — отвечает Стешок, хотя не слышит, чем его манит мать.
— Маковник с медом. Он маковника с медом хочет… Маковника? С медом… Вишневое варенье варить будем. Пенок сколько будет.
— Торгуйся, хлопчик. — подсказывает он. — Смотри не продешеви, проси больше.
— Чего же ты хочешь, назола? — Мать сердито трясет Стешка и шлепает ладонью.
— Хочу с нянькой Ничилором на Ингул гулять!
— Дешево отдал товар, — говорит отец усмехаясь. — надо было больше просить.
Поворотясь к дверям, он выходит из комнаты и кричит во двор:
— Пойду до роты Счастливо оставаться.
Стешку отец на прощанье делает легонько «смазь», собрав в свою крепкую горсть мокрое от слез лицо сына.
Стешок спохватился, что дешево продал веселую игру, и пытается просить надбавки:
— Хочу к крестному на завод, на лодку хочу, на лоцию хочу! К адмиралу-дедушке хочу картинки смотреть!
— Еще чего? — улыбаясь и целуя сына в мокрые от слез глаза, спрашивает мать.
Мать вздрагивает и гневно сдвигает брови.
— Я тебя! Еще чего захочешь? Нянька! Где ж она?
— Есть! Вот и нянька в своем липе! — отвечает весело, вдвигаясь через дверь в комнату, матрос, невысокий, но зато широкий в плечах до того, что ему в дверь просунуться можно только боком. — Эге ж! — качая седой стриженой головой, говорит «нянька». — Благородный, а плачет! Где ж оно видано, чтоб благородные так себя аттестовали.
У матроса по локоть засучены рукава, руки запачканы красным бузинным соком и мелом.
— Ничипор, сведи уж малого до Буга, — говорит мать. — Только смотри, к воде близко не подпускай. Да не вздумай опять в лодке катать…
Стешок соскользнул с колен матери и тянет няньку вон из комнаты:
— Идем, идем. На берег! На лодку! К крестному! На рыбный завод. К Бутакову!
— Да не долго гуляйте! Орешку еще набить надо. Не набил еще орешку? — кричит вслед матросу и сыну мать в принимается, тихо посмеиваясь сама с собой, выбирать на варенье вишню» горой насыпанную на
Источник