Тайны Братского водохранилища
Ровно 57 лет назад, в июле 1961 года, в Иркутской области началось наполнение Братского водохранилища. Он стал вторым в мире по величине искусственным водоемом и поглотил огромное количество больших и маленьких деревень. Перед затоплением среди людей, живущих по берегам Ангары, началась настоящая паника: они перевозили дома, ценные вещи, а некоторые даже выкапывали трупы родных, чтобы перезахоронить их на новом месте. Среди спешащих переехать была и Алла Кузьминична. Она рассказала эту мистическую историю моей бабушке – своей лучшей подруге.
Аллочке в то время было всего 16 лет. Вместе с отцом на протяжении нескольких недель она на телеге, запряженной усталой кобылой, перевозила свои пожитки в деревню, которая не подлежала затоплению. Последним на новое место жительство отправился их дом. Сыновей у отца не было, Алла была единственным ребенком, поэтому наравне с соседями мужчинами девушка помогала по бревнышкам разбирать жилище, в котором родилась и выросла.
— Помню, в деревне вечерами вой стоял: бабы, девки плакали – никто не хотел с насиженного места рваться, а каково было старикам, что одни остались? Благо, деревня дружная была, мы своим всем помогли переехать. Сегодня, например, Прокопьевских перевозили, завтра — Савельевых, — вспоминала баба Алла спустя много лет.
После того, как деревня опустела и все дома, скот и вещи были вывезены, народ задумался о тех, кто сам уже никогда не поднимется.
— Мама моя, как и десятки других деревенских, лежала на местном кладбище, — рассказывала Алла Кузьминична. — Умерла она за год до случившегося. Отец мой, добрый плотник, справил ей хорошую домовину, оградку такую хорошую сделали. И вот суждено было мамочке уйти под воду. И даже на могилку к ней не прийти. Как так?
Похожим образом, видно, думали многие жители села, которому было суждено пропасть под бурными водами Ангары. Поэтому Алла не очень удивилась, когда потянулись на погост люди с телегами и лопатами. Они выкапывали гробы с останками родных, грузили на телеги и везли с собой на новое место жительство, где заново хоронили близких усопших.
— Я робко подошла к отцу и предложила увезти маму с собой, — со вздохом передает события прошлых лет пожилая женщина. — Но отец у меня был мужчиной суровым, он только отмахнулся: «О живых надо думать, Алла, а матери твоей уже все равно.»
С ужасом юная девушка представляла, как воды Ангары поглотят последнее пристанище матери, как останки ее будут плавать в реке, и что некуда будет уже прийти поговорить на родительский день. На следующий день, мучимая сомнениями, Алла не выдержала и упросила соседа Гришу перевезти гроб с телом покойной на новое место упокоения. Гришка артачился, не хотелось ему против крутого нрава Кузьмича идти, но больно нравилась ему хрупкая Алла: «А может, в благодарность полюбит?».
Время у Гришани освободилось только к вечеру: уже смеркалось, когда парень с Аллой да двумя лопатами пришел на кладбище. В подмогу, чтобы не страшно было, ребята взяли пса Тишу. Рядом тихонько скреб копытом землю запряженный в телегу жеребец Сивка.
Перекрестившись, Алла и Григорий начали работу. Вдвоем откапывать достаточно глубокую могилу оказалось делом непростым. Гриша быстро умаялся и присел отдохнуть.
— Уже совсем стемнело к той поре, и так жутко мне стало! – баба Алла до сих пор передергивается от воспоминаний. — Деревня то пустая, все уже переехали, на километры вокруг – никого, только мы с Гришкой посреди разгромленного кладбища. Повсюду перекопанные могилы, кресты валяются, и Тишка еще, подлец, волчком крутится и воет, будто видит кого.
Беспокойно стал вести себя и Сивка: всегда спокойный и ласковый конь бил землю копытом, косил налившимся кровью глазом, а потом и вовсе рванул с места вместе с телегой. Григорий, ругаясь, помчался следом и, не разглядев в темноте, упал прямо в раскопанную могилу. Испуганная девушка побежала было на помощь к другу, но увиденное заставило ее застыть в праведном ужасе: кладбище будто заволокло туманом, в нем брели люди. Они шли какой-то уставшей, шатающейся походкой, как идет нетрезвый человек. Онемев от страха, Алла начала узнавать в них покойных земляков. Они не видели девушку, просто шли и тихо переговаривались между собой.
— Жуткое шествие прекратилось лишь на рассвете, с первыми лучами солнца туман рассеялся и исчезли последние силуэты покойных, — Алла Кузьминична на этом моменте всегда хваталась за сердце и большими глотками пила воду. — Молча я помогла Гришке выбраться из могилы, так же молча уехали мы прочь. Маму мы там так и оставили. Сил больше не было.
Об этой истории Алла Кузьминична молчала много лет. Не выдержала она только в 2016 году, когда вода на Братском водохранилище отошла почти на 150 метров и на песчаном берегу вскрылось старое кладбище. Помню, баба Алла очень плакала тогда, смотря по телевизору новости: «И моя мамочка где-то так же лежит одна под водой или косточки ее где-то плавают…».
Источник
Белую от цветущих деревьев Ангару вспоминают переселенцы из затопленных деревень
Проект «Лица затопленных деревень. Братское море» открывает рассказ об Александре Илларионовне Чёрной – уроженке деревни Тепляшино Лучихинского сельского совета. Деревня входила в колхоз, который сначала назывался «Завет Ильича», потом – «Путь Ильича». Колхоз объединял четыре деревни: Чупрово, Святово, Тепляшино и Распутино. В начале 60-х годов все они ушли под воду Братского моря. Сейчас эти названия остались лишь в памяти людей, здесь проживавших, да Распутинская гора, которая возвышается над водохранилищем, напоминает об одной из деревенек.
Александра Илларионовна хорошо помнит Тепляшино, хотя с момента затопления прошло уже больше 60 лет.
Деревня была небольшая, всего в одну улицу, растянувшуюся вдоль Ангары. Вниз, на реку, вели два переулка. По ним спускались за водой. Её набирали бочками и отвозили на лошадях для колхозных нужд. Обычным жителям эти переулки были без надобности – у каждой усадьбы был свой выход к реке. Огороды спускались от домов к берегу. У самой воды стояли бани. Топились они по-черному. Печки обычно были полуовальные, выложенные из камней. На такие тазик или ведро не поставишь, чтобы воду подогреть. Как ни крути – свалится.
— Знаете, как воду кипятили? – вспоминает Александра Илларионовна. — Ставили недалеко от печки большую деревянную бочку. На толстую проволоку собирали связку шестерёнок от самой разной техники. Главное, чтобы массивные были. Помню, как бабка бросала эту связку прямо в топку. Там шестерёнки накалялись добела. Бабка вытаскивала их, кидала в бочку, накрывала крышкой, сверху обвязывала куфайкой. Верите, или нет, но вода кипела.
Ещё одно детское воспоминание – как бегали на гумно. Там хранили коноплю, которую в колхозе выращивали для выработки конопляного масла.
— Сейчас говорят, что конопля – это наркотик. А мы конопляные семечки горстями ели. Они похожи на рис, серого цвета, и нам они казались очень вкусными, — рассказывает Александра Чёрная. — И конопляное масло, кстати, очень полезное. Помню, бабка картошку нажарит на этом масле… И такой аромат стоит – мне кажется, я до сих пор его чувствую…
Александра Илларионовна помнит ещё одно развлечение тепляшинской детворы. Правда, занимались этим, в основном, мальчишки. Они делали из проволоки крючки, цепляли на них ободы от колес и гоняли эти ободы по всей деревне.
Когда маленькой Саше было пять лет, её родители переехали в Срубцевский леспромхоз. Он стоял на берегу Ангары, совсем недалеко от Тепляшино, возле Распутинской горы. Сашу и её брата родители взяли с собой. Бабка с дедом остались в деревне. В гости к ним ездили исключительно по реке. Летом – по воде, зимой – по льду. От этих маленьких путешествий у Александры Илларионовны остались самые яркие воспоминания.
— Как-то зимой по льду пошли мы с мамой через Ангару из леспромхоза в нашу деревню. А на ней – сплошные торосы! Ангара была быстрой, и лёд не успевал сформироваться. Он только замёрзнет — вода его сразу разбивает. И мне в ту пору эти торосы казались просто огромными. И вот, помню, мама за торос зашла, и я её потеряла. Она у меня быстрая была, ходкая. Я вижу – мамы нет, плачу. Заблудилась я в торосах. Она, конечно, сразу увидела, что я отстала, вернулась, нашла меня, взяла за руку и не отпускала, пока мы не пришли в Тепляшино.
— Однажды в июне мы с папой ночью поехали в деревню. На лодке с мотором. Как сейчас этот моторчик помню — «Ветерок» с зеленой крышкой. Папа говорит: гроза, Шура, надвигается, сейчас дождь пойдет. На нос лодки посадил и курткой накрыл. «Тебе, — объясняет, — тепло будет, и грозу не будешь видеть, не напугаешься». И я заснула. А когда проснулась, куртку скинула – смотрю: вся река по берегам белая. Смородина, черемуха, боярышник – цветут, прямо к воде склоняются. Так красиво! Никогда не забуду эту белую Ангару.
— Как-то мы с мамой и братом собрались в Тепляшино. Поехали на лодке. Мама села за весла. А в то время по Ангаре ходили колесные пароходы «Фридрих Энгельс» и «Карл Маркс». И вот мама увидела, что один из этих пароходов прямо на нас идёт, и испугалась, что волной нашу лодку захлестнет. Мама нашла какую-то мель, где ей было по щиколотку, встала там и держала лодку, пока пароход не прошёл. Люди собрались на палубе, удивляются: какая-то тетка стоит посередине Ангары, за лодку схватилась, не отпускает.
Когда после строительства плотины Братской ГЭС стала подниматься вода, формируя новое море, Саша с семьей жили в леспромхозе. Поэтому она не видела, как переселялось Тепляшино. Слышала только, что старики сильно переживали. «У нашей бабки дом был пятистенный. В избе традиционно стены белили, а в сенях – мыли. И вот перед тем, как уехать, бабка все сени начисто вымыла. Хотя уже знала, что дом сжигать будут». Не стали старики дом перевозить. Посчитали, что проще уничтожить дом, получить выплату, чем с его переносом возиться.
На полученные за свое бывшее жилье деньги они купили дом в Наратае. Тоже перевезенный, только из другой деревни. Его хозяева дом-то перевезли, а потом посчитали, что перспектив в Наратае нет, решили уехать и выставили дом на продажу.
Примерно в это же время Сашин папа сильно заболел. Для маленькой девочки, которая в отце души не чаяла, это была настоящая трагедия. Из леспромхоза решили уезжать. Семья вернулась к маминым родителям. Только вот уезжали они из Тепляшино, а вернулись уже в Наратай.
Здесь, в Наратае, Саша закончила девятый класс, а дальше учиться не пошла. Папа умер, брат ещё учился. Мама работала техничкой, получала мало, и Саша пошла работать почтальоном.
— А мне нравился аэропорт, — вспоминает она. — И через два года я поехала в Братск искать работу в аэропорту. Мне сказали: в Озерном есть аэропорт, и там нужен человек.
От Озерного до Наратая – два десятка километров, почти дома. И Александра поехала туда. Там вышла замуж, родила дочку. Когда с мужем начались конфликты, вернулась домой, в Наратай. Здесь тоже была вакансия в местном аэропорту, и Александра Илларионовна перевелась сюда.
До 90-х годов аэропорт Наратая принимал вертолеты и самолеты Ан-2. А потом началась разруха, рейсы стали сокращать, пока вообще летать в Наратай не перестали.
Сейчас до Наратая можно добраться по разбитой, непроходимой в дожди дороге, ведущей от паромной переправы, да по Ангаре, на «Метеоре». Здесь до сих пор стоит несколько домов, перевезенных из затопленных деревень. Причем, один из домов находился когда-то в Тепляшино – деревеньке в одну улицу, стоявшую на берегу Старой Ангары.
Фото и видео Ольги Хиндановой, «Своё кино»
Проект «Лица затопленных деревень» поддержан Фондом Президентских грантов
Источник