Абрахам меррит лунный бассейн
1. ТАЙНА ТРОКМАРТИНА
Я нарушаю долгое молчание, чтобы восстановить доброе имя доктора Дэвида Трокмартина и снять скандальный оттенок с имен его жены и его помощника доктора Чарлза Стентона. Те, кто заботятся о своей репутации ученого, познакомившись с фактами, доверенными мне одному, поймут, почему я так долго молчал.
Вначале я кратко резюмирую общеизвестные сведения об экспедиции Трокмартина на остров Понапе в группе Каролинских островов – о так называемой тайне Трокмартина.
Доктор Трокмартин, как вы, возможно, помните, направился для исследования Нан-Матала, островных развалин, остатков высокоразвитой доисторической цивилизации, расположенных на обширном побережье Понапе. С ним была его жена, на которой он женился менее года назад. Будучи дочерью профессора Фразье-Смита, она чрезвычайно интересовалась следами исчезнувшей расы, разбросанными по островам Тихого океана, знала о них почти столько же, сколько сам Трокмартин, и разделяла теорию затонувшего тихоокеанского континента.
Миссис Трокмартин, как вы, возможно, помните, была по крайней мере лет на пятнадцать моложе мужа. Доктор Чарлз Стентон, сопровождавший их в качестве ассистента доктора Трокмартина, был примерно ее ровесником. Эти трое и шведка Тора Хелверсен, нянька, вырастившая Эдит Трокмартин и всецело ей преданная, составляли всю экспедицию.
Доктор Трокмартин собирался провести год среди руин не только на Понапе, но и на Леле – втором центре колоссальной загадки человечества, чьи корни скрываются в неизмеримой древности, в расцвете чуждой человеческой цивилизации, процветавшей задолго до того, как были посеяны семена Египта; об искусстве этой цивилизации мы знаем очень мало, а о науке и тайных знаниях – вообще ничего не знаем.
Трокмартин привез с собой все необходимое оборудование и набрал на Понапе с дюжину или чуть больше туземцев-работников. Они направились к гавани Металаним и разбили лагерь на острове Ушен-Тау, одном из островков группы Нан-Матал. Вы, возможно, припоминаете, что эти острова не населены и туземцы избегают появляться в них.
Три месяца спустя доктор Трокмартин появился в Порт-Морсби на Папуа. Он приплыл на шхуне, капитан которой был наполовину китайцем, а экипаж состоял из жителей Соломоновых островов. Трокмартин сообщил, что направляется в Мельбурн за дополнительным оборудованием и за новыми членами экспедиции, белыми, которые должны помочь в его раскопках, так как суеверные туземцы работали неохотно. В то же утро он уплыл на борту парохода «Южная королева». Трое суток спустя он исчез; официально было объявлено, что его либо смыло с борта, либо он сам бросился в воду.
Вспомогательное судно, отправившееся с этой новостью на Понапе, обнаружило лагерь Трокмартина на острове Ушен-Тау и меньший – на островке, который называется Нан-Танах. Все оборудование, одежда, припасы оказались нетронутыми. Но не было найдено ни единого следа миссис Трокмартин, доктора Стентона или Торы Хелверсен!
Допросили туземцев, участвовавших в раскопках. Те рассказали, что руины – жилище великих духов, ани, которые особенно сильны в полнолуние. В такие ночи туземцы стараются вдвое дальше обходить эти развалины. Когда их нанимали на работу, они поставили условие, что за день до полнолуния уйдут из лагеря и вернутся, только когда луна начнет убывать. Доктор Трокмартин с этим согласился. Они трижды оставляли экспедицию в такие ночи. После своего третьего возвращения они обнаружили, что все четверо белых исчезли, и поняли что «их съели ани». Они страшно перепугались и бежали оттуда.
Отыскали полукитайца, и тот неохотно признался, что нашел Трокмартина в небольшой лодке в море примерно в пятидесяти милях от Понапе. Ученый казался безумным, но он дал моряку много денег, чтобы его довезли до Порт-Морсби и сказали, в случае расспросов, что он сел прямо в порту Понапе.
Вот и все, что известно о судьбе экспедиции Трокмартина.
Хорошо, спросите вы, почему же я нарушил молчание именно теперь, и как мне стали известны факты, о которых я собираюсь рассказать.
На первый вопрос я отвечу так: недавно я был в географическом клубе и услышал разговор двух его членов. Они упомянули Трокмартина, и я стал прислушиваться. Один из них сказал:
– Вероятнее всего, Трокмартин просто убил их всех. Опасно жениться на женщине гораздо моложе тебя и потом по необходимости оставлять ее в обществе такого приятного молодого человека, как доктор Стентон. Несомненно, случилось неизбежное. Трокмартин обнаружил это и отомстил за себя. Ну а потом – угрызения совести и самоубийство.
– Трокмартин казался не способным на это, – задумчиво возразил собеседник.
– Вы правы, – согласился первый.
– Я слышал другую историю, – продолжал второй. – Будто миссис Трокмартин убежала со Стентоном, взяв с собой эту женщину, Тору. Как будто их недавно видели в Сингапуре.
– Можете сами выбрать какую-либо из этих двух версий, – ответил первый. – Несомненно, либо то, либо другое верно.
Но на самом деле – ни то, ни другое. Я знаю – теперь я отвечаю на второй вопрос, – потому что был с Трокмартином, когда он… исчез. Я знаю, что он рассказал мне и что я видел собственными глазами. Как это ни невероятно, сверхъестественно, противоречит всем данным современной науки, я свидетельствую, что это было. И мое намерение – после публикации рассказа – отправиться на Понапе, к группе Нан-Матал, на тот островок, под хмурыми стенами которого скрывается загадка, которую искал и нашел Трокмартин – и которая искала и нашла его самого!
Я оставляю копию карты, данной мне Трокмартином. А также его чертеж большого двора Нан-Танаха, где указано расположение лунной двери, приблизительное местонахождение лунного бассейна, подхода к нему и примерное расположение сверкающих шаров. Если я не вернусь и найдутся такие, кто поверит моему рассказу, у кого хватит научной любознательности и храбрости, чтобы последовать за мной, эти схемы дадут им верный след.
А теперь я обращаюсь к самому рассказу.
В течение шести месяцев я находился на островах Д’Антркасто, собирал данные для заключительных глав своей книги «Флора вулканических островов южной части Тихого океана». Накануне я добрался до Порт-Морсби и благополучно погрузил свои образцы на борт «Южной королевы». И теперь, сидя ранним утром на верхней палубе, с тоской думал о многих милях, отделяющих меня от Мельбурна, и еще больших – между Мельбурном и Нью-Йорком.
Желтое утро Папуа – в такое утро Папуа проявляет свое самое мрачное и злобное расположение духа. Небо – горящая охра. Над островами нависает угрюмый, безжалостный, пагубный дух; их заполняет угроза скрытых, затаившихся злобных сил, ждущих освобождения. Кажется, это излучения самого неприрученного злого сердца Папуа – всегда зловещего. Время от времени ветер доносил дыхание неисследованных джунглей, полное незнакомых запахов.
В такое утро Папуа говорит вам о своей бесконечной древности и силе. Я не чрезмерно впечатлителен, но такое утро заставляет меня вздрагивать – я упоминаю об этом, потому что это непосредственно связано с судьбой доктора Трокмартина. Такое настроение присуще не только Папуа. Я ощутил его на Новой Гвинее, в Австралии, на Каролинских и Соломоновых островах. Но наиболее ярко оно проявляется именно на Папуа. Оно как будто говорит: «Я сама древность; я свидетель рождения земли; я свидетель рождения и смерти рас; смотри: в моей груди сокрыты тайны, которые сожгут вас, дети изнеженного века. Мы с вами не можем сосуществовать в одном и том же мире, и все же я есть и вечно буду! Никогда не постигнете вы моей сути, и я ненавижу вас, хотя и терплю. Терплю – но долго ли еще буду терпеть?»
В такие мгновения мне кажется, что я вижу, как гигантская лапа, протянувшаяся с Папуа, вытягивает и втягивает чудовищные когти.
Все ощущают это настроение Папуа. В ее жителях оно всегда сокрыто, оно часть их души; неожиданно и мгновенно проявляется, как дух чуждой вселенной, так же неожиданно и мгновенно исчезает.
Источник
Абрахам меррит лунный бассейн
РОБЕРТУ X. ДЕВИСУ
с признательностью, помимо всего прочего за веру Ларри О’Кифа в сказочных фей
ГЛАВА 1. НЕЧТО НА ЛУННОЙ ДОРОЖКЕ
Почти два месяца я провел на островах Д’Аятркасто, собирая материал для заключительных глав моей книги, посвященной флоре вулканических островов южной части Тихого океана. За день до своего отъезда я прибыл в Порт–Морсби, желая убедиться, что мои образцы в целости и сохранности доставлены на борт «Сюзерн Куин». И вот теперь, поддавшись ностальгии, я сидел на верхней палубе и меланхолически рисовал в своем воображении долгие лиги пути, отделяющие меня от Мельбурна и еще более долгие, лежащие между мной и Нью–Йорком.
Это были как раз те утренние часы, когда окрашенная в желтые тона земля Папуа предстает перед вами в своем самом удручающем виде и самом мрачном настроении. Небо затянула охристая дымка, и казалось, что над островом витает, полный скрытой угрозы, угрюмый дух неумолимой враждебности, дожидаясь подходящего момента, чтобы спустить с цепи свои злобные силы. Можно было подумать, что это сама душа земли Папуа вылетела из ее неукротимого и зловещего сердца… зловещего даже тогда, когда она улыбается. Время от времени ветер доносил до меня дыхание девственных джунглей, напоенное непривычными ароматами, таинственными и угрожающими.
В такие вот утренние часы кажется, что Папуа вкрадчиво нашептывает вам о своем могуществе и о своей, уходящей в незапамятные времена древности, и я, как положено каждому белому человеку, изо всех сил сопротивлялся ее чарам. Предаваясь этому и занятию, я вдруг увидел высокого человека, размашистым шагом идущего по пирсу, за ним следом, покачиваясь под тяжестью нового чемодана, волочился мальчик из племени капа–капа. Что–то знакомое почудилось мне в этой высокой фигуре. Тем временем, подойдя к сходням, человек посмотрел мне прямо в лицо и, пристально вглядевшись, помахал рукой.
И тут я узнал его.
Это был доктор Д. Трокмартин. Трок — как я всегда называл его — обладал на редкость одаренным, незаурядным умом и могучим интеллектом, что не только для меня, его старинного друга и приятеля, но, насколько мне было известно, и для доброго десятка других почитателей его таланта, служило источником постоянного вдохновения.
В ту самую минуту, когда я признал своего старого друга, меня как громом поразило еще одно, неожиданное и почему–то неприятное чувство. Да, это был Трокмартин, но в то же время что–то в лице этого человека неуловимо искажало облик, который я так давно и хорошо знал.
Незадолго до того, как я отправился путешествовать по этим краям, пожалуй, и месяца не прошло с того дня — я встречался с ним на небольшой вечеринке, куда он сам же меня и пригласил. Всего несколько недель назад Трокмартин женился на дочери профессора Уильяма Фрезира — Эдит. Разница в возрасте по крайней мере лет в десять не мешала молодой женщине разделять интересы и увлечения супруга и отвечать ему такой же горячей — если это, конечно, возможно представить, — любовью.
Школа, которую Эдит прошла у своего отца, и пылкое, искреннее сердце вот два несомненных достоинства, сделавшие ее для мужа незаменимой помощницей и нежной возлюбленной. (Я пользуюсь этим словом в том смысле, который в него вкладывали в прежние времена!) Вместе с доктором Чарли Стентоном и Торой Хальвенсен — эта женщина, шведка по национальности, растила Эдит с младенческого возраста — они отправились на Каролинские острова исследовать Нан–Матал: необычайно интересную группу островных развалин, разбросанных вдоль восточного побережья Понапе, входящего в состав этих островов.
Я знал, что Трокмартин намеревался провести по крайней мере год среди этих развалин и посетить не только Понапе, но и Леле: два места, похожие друг на друга как братья–близнецы и представляющие из себя величайшую загадку человечества. Нам мало что известно об этой таинственной цивилизации, которая столетиями процветала задолго до того, как в Египте научились сеять хлеб: немного об искусстве и почти ничего о науке. Трокмартин повез с собой необычайно сложное экспедиционное снаряжение для работы, которую он собирался там выполнить и которая, как он надеялся, увековечит его имя.
Что же случилось? Что привело Трокмартина в Порт–Морсби? С чем связаны те перемены, которые я почувствовал в нем?
Поспешно спустившись на нижнюю палубу, я нашел его там, стоящим вместе с корабельным экономом. Не успел я и рта открыть, как Трокмартин обернулся, остановив меня энергичным жестом руки, и вот тут–то я и увидел, в чем заключались так взволновавшие меня изменения. Он, конечно, понял по моему внезапному молчанию и по тому, как я непроизвольно отшатнулся, какой сильный шок я испытал, увидев его вблизи. Глаза Трокмартина расширились, он резко отвернулся от эконома, поколебался… и затем торопливо пошел в свою каюту.
— Э… какой странный, так? Сэр знает он хорошо? — сказал эконом. Похоже вы его испугать.
Я промычал что–то невразумительное и неторопливо зашагал к своему месту на палубе. Усевшись в шезлонг, я напряг все свои умственные способности и попытался сформулировать, что же именно в облике Трокмартина заставило меня вздрогнуть, будто я внезапно наступил на змею.
И тут до меня дошло, в чем было дело.
Прежний Трокмартин, которому накануне его рискованного путешествия едва лишь перевалило за сорок, выглядел гибким, стройным и мускулистым человеком, энергичным и полным энтузиазма. Ярко выраженный интеллект и, я бы сказал, какое–то предвкушение исследовательского азарта определяли выражение лица Трокмартина, на котором как в зеркале отражался его вечно взыскующий и вопрошающий ум.
Но Трокмартин, которого я только что увидел, казался совсем иным. Можно было подумать, что этому человеку довелось пережить чрезвычайно сильное чувство восторга и одновременно не менее сильное чувство страха, и на вершине испытанного глубочайшего потрясения, испепелившего дотла его душу, черты лица моего друга преобразились настолько, что являли теперь собой какую–то застывшую маску, в которой неразрывно сплелись выражение экстаза и отчаяния, — как будто эти два, в сущности совершенно несовместимых состояния посетили его, держась рука об руку, словно лучшие друзья, овладели им и удалились прочь, оставив навсегда на его челе неизгладимый след своего пребывания.
Да, тут было от чего перепугаться. Ибо невозможно даже представить, как могут сочетаться ужас и восторг, Ад и Небеса, как могут они соединить свои руки… и уста.
И тем не менее именно эти чувства, слившиеся в жарком поцелуе, запечатлелись на лице Трокмартина!
Погрузившись в свои невеселые думы, я с невольной радостью следил за тем, как отступает назад береговая линия, приветствуя в душе первые порывы свежего ветра из открытого океана. Я надеялся, что увижусь с Трокмартином за ленчем, и между тем совершенно непостижимым образом все сжималось у меня внутри при этой мысли. Но он не спустился к ленчу, и я с облегчением вздохнул, испытывая, впрочем, некоторое разочарование. Время после полудня я провел, беспокойно слоняясь около каюты Трокмартина, но он так и не появился; признаться, у меня не было большого желания вызвать его самому.
Не вышел он и к обеду.
Быстро сгущались сумерки и надвигалась ночь.
Желая немного развеяться, я вышел на палубу и направился к шезлонгам. «Сюзерн Куин» покачивалась на беспокойных волнах, и я поспешил быстрее занять свое место.
Плотная завеса облаков, слегка подсвеченная движущейся за тучами луной, закрывала небо; море вокруг сильно флюоресцировало. Прямо на ходу движения парохода и по обеим его сторонам спорадически возникали те странные завихрения, которые иногда встречаются в южных широтах Тихого океана; на поверхности воды появлялись и тут же исчезали маленькие водовороты, будто бы где–то внизу дышали морские чудовища.
Источник